Иоанн Гончаров - Многие поищут войти, и не возмогут...

В храмах устраивают мирские концерты, что стало символом единения мира и Церкви. И сами богослужения стали походить на концерты. Единение Церкви с мiром — это как бы завершающий этап уравнивания святости и греха.

Необъяснимо желание нормальных людей смириться с низведением Церкви в разряд мирских учреждений. Деятельность христиан, совершаемая по мирским мотивам, приводит не к духовной пользе, а к омирщвлению самих Церквей. В этом уравнивании есть глубокая неправда. И эта неправда рождает объективно ложную ситуацию, при которой крайне затрудняется доступ человека к святости Церкви. Церковь отделена от Mipa благоговейным к ней отношением, смешение ее с мiром есть преступление против святости.

Для верующих людей в этом ничего неожиданного нет, ибо в свете Апокалипсиса — это нормальное явление. Для верующего важно сохранить верность Христу и Его Церкви во всякое время, и особенно во время последних искушений, коварных своею тонкостью, неуловимостью правдоподобных образов и понятий.

«Мерзость запустения на святом месте» — вот где может совершиться преткновение. Крайне опасно то, что все подмены, лицемерие, лукавство «князя Mipa сего» и его слуг усваиваются нашим лицемерием и лукавством. Все, что сейчас происходит, не случайно и нам вовсе не чуждо. Все это — мы, и все это — с нами. Сегодняшние события, как и вся Священная история, — история нашей души. Это наши сокровенные греховные желания воплощаются в жизнь. Мы в своей душе носим и Церковь, и Mip, мы выбираем, мы строим. И когда Святое Православие наставляет нас противиться грехам, оно разделяет в нас Церковь и Mip, делает нас «не от мира сего». А когда мы любим грех и живем им, то живем в мире с Mipoм, и это верный признак гибели нашего христианского достоинства. Тогда мы отказываемся от войны со злом (грех и есть самое сущностное зло), но, поскольку «грех — жало смерти», то мы приговорены, и Mip приговорен. Объединение со смертью ничего другого означать не может, как только смерть.

Смерть противоестественна, противоестественно и водить дружбу с грехом. Греха невозможно избежать, но с ним нельзя дружить: «не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога» (Иак. 4, 4). В сегодняшнее лукавое время это замалчивается, замалчивается и многое другое, чтобы не разбудить спящих людей, убаюканных миром с Mipoм. В общем гуле толпы, подбадривающей самою себя, редко и негромко слышатся слова здравого смысла, тонущего в этом гуле. Грозный лик толпы опасен. Незаметно, постепенно, но неотвратимо мы тоже превращаемся в толпу и превращаем в нее Церковь в человеческом ее элементе. Нам необходимо просыпаться «да не когда уснем в смерть».

Странные вещи совершаются на наших глазах и, что совсем уж странно, — нашими руками. Есть простой грех, который разъединяет неразъединимое, но есть еще архигрех, который соединяет несоединимое. Получается: не всякое разъединение — зло, не всякое соединение — добро. Жизнь мира в виртуальном вираже лжи совершает свой последний полет, об этом все кричит для тех, кто имеет уши. Сам процесс глобализации вызван необходимостью необратимых смертельных перемен в жизни мира.

Наши светлые идеалы всегда живут в нашей душе, но повседневная жизнь отделена от них. Совесть бережет святыню души. Так и Церковь создана не для того, чтобы мир поглотил ее, от этого миру никакой пользы не будет. Нельзя использовать Церковь как инструмент в мире (скрипкой гвозди не забивают). Смешение Церкви и Mipa — это попытка нейтрализовать ее благодать. Это самый коварный способ борьбы с Церковью.

Но как солнце, проходя грязные места, не пачкается, так и Благодать при всех людских грехах остается действенной, и будет до скончания века пребывать в таинствах Св. Церкви. Но чтобы сподобиться благодати, усвоить ее, необходима война с самим собой, война с Mipoм, живущим в нашем сердце.

Что плачешь? Кого ищешь? — спрашивает Воскресший Христос Марию.

Все мы плачем от обиды, от досады, от боли, от страха, от потерь… Плачем и плачем. А уже Воскрес Тот, Кто устранил все печали, разрешил все болезни и недоумения, Воскресением Своим упразднил смерть. И получается: не о чем нам больше плакать, Христос Воскрес — веселье вечное!

Но как же мне не плакать, когда это все проходит мимо меня, когда это все не для меня?

Мария плакала о Христе, в Нем была ее жизнь. С Его смертью она потеряла все, а в Воскресении все обрела: «непрестанный глас празднующих… зрящих лица доброту неизреченную».

А что же я? — Все это могло бы быть и для меня, только вот плачу я не о том, о чем единственно стоило бы плакать, и ищу не того, что единственно стоило бы искать. Оттого и нет в моем сердце радости. И слова: о чем плачешь, кого ищешь? — звучат укором моему неразумию, будят мое окаянство, взывают к разуму моего сердца.

Все мы неисправные грешники и странно нам слышать: помолись за меня. Сказано: Бог грешников не слушает. И тем не менее Св. Церковь понуждает нас к молитве, видит в молитве важнейшее дело, считает молитву центром духовной жизни.

Наверное, Божественная благодать, всегда немощное врачующая и оскудевающее восполняющая, самой молитвой врачует и восполняет. Сама молитва человека к Богу — единственная возможность стать человеком. Молитва взывает к действию, животворит мертвую душу, возгревает Божественную Любовь, для Которой нет ничего невозможного.

Даже если Господь не слушает грешника в его неразумных желаниях, Он освящает его в его молитве. Молитва и есть благодать.

* * *

Одно из самых таинственных явлений жизни нашей души — это отношение ко всякого рода лжи. С одной стороны, все мы отлично понимаем, что ложь — это то, чего нет, что не существует; с другой — эта «пустота» до отказа наполняет нашу жизнь. И не то, чтобы все это совершалось без нас, именно мы сами склонны ложь подавать и принимать, как правду, как то, что есть. И не просто есть, а как бы есть главное содержание нашей жизни.

В чем дело? Почему так?

Ложь нам льстит: льстит уму, льстит чувственности, льстит самолюбию («коварство козней льщения»), льстит нашей «самостоятельности» (гордыне). Она как бы погружает нас в мир «собственной» жизни, самодостаточной, «независимой» жизни. Ложь — как бы виртуальный мир виртуального покоя.

А как же правда? — Ею жить трудно, особенно сейчас. И главный момент: правда нам о себе самих может наговорить и говорит много такого, после чего очень трудно, если вообще возможно, уважать себя. А так хочется… Ложь «помогает» нам в этих трудностях, и мы продолжаем жить, уважая себя и осуждая других. А для «полноты комфорта» врем себе и другим, чтобы самолюбие наше спокойно паслось на лужайке жизни…