Филип Шафф - Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих

Из сочинения доктора Ханнинга «Discourse on the imitableness of Christ». (IV т., стр. 140):

«Я убежден, что Иисус Христос стоит несравненно выше человека. И в самом деле, все христиане так веруют. Те, которые не допускают предвечного существования Его до рождения, смотрят на Него как на обыкновенного человека. При всем том, такие люди постоянно делают глубокое различие между Ним и другими людьми. Мало того, они смотрят на Христа в то же время и как на равного с Богом, как на лицо, снабженное дарами, благами, силой, мощью и светом, какими не владеет никто из людей, – как на лицо, испускающее лучи безукоризненной чистоты, – этого высочайшего знамения неба. Все они допускают и с радостью соглашаются, что величие и благость Иисуса Христа покрыли тенью все человеческие совершенства».

Из его сочинения: «Ueber Vergangliches und Bleibendes im Christenthum», в брошюре: «Zwei friedliche Blatter», Altona, 1839 г, стр. 127.

«В религии, как показывает самое значение этого слова, выше всего сказывается всегда единение человеческого с Божественным, в силу которого первое во всех своих движениях совершенно обусловливается последним. Это действие или явление в то же время чувствуется и сознается как наше собственное. В Иисусе действительно существовало это единение; Он не словом только высказал его, но и фактически осуществил его во всех положениях жизни: отсюда в религиозной области Он достиг той высшей точки, которую в будущем никто не в состоянии переступить».

Равным образом на стр. 130–132 Штраус говорит: «В Иисусе открылась идея, которую Он в первый раз ввел в человечество, а именно сознание существенного единства истинно человеческого с Божественным, – это такая всемогущая сила, что ею всецело и беспрерывно была проникнута и освещена вся Его жизнь. Следовательно, до тех пор пока человечество будет чувствовать необходимость религии (без религии же оно никогда не останется), оно никогда не останется без Христа, так как желание иметь религию без Христа было бы столько же странно, сколько странно желать поэзии и обходить Гомера, Шекспира и др., но Христос уже по тому самому, что Он неотделим от высшей формы религии, есть историческое, а не мифическое лицо, не простой символ. Этому историческому, личному Христу из Его жизни принадлежит то, в чем открылось Его религиозное совершенство: это – Его речи, Его нравственные действия и страдания. Но если остается для нас Христос, и если Он остается для нас той высотой, какую только мы можем знать и представить в религиозном отношении, если Он остается таким, без присутствия Которого в душе немыслимо совершенное благочестие, то следовательно, в Нем остается для нас сущность христианства».

Из популярного сочинения Штрауса: «Leben Iesu», 1864 г., 2 изд., стр. 208 и след.:

«Если мы спросим: каким образом выработалось в Иисусе такое гармоническое состояние духа, то в существующих у нас памятниках о Его жизни мы нигде не найдем сведений о той трудной борьбе, из которой образовался этот Дух. Во всех натурах, прошедших очистительный путь борьбы и сильных душевных переворотов (припомним только борьбу, какую выдержали апостол Павел, блаженный Августин), навсегда остаются следы этой борьбы, налагая на их характер нечто суровое, острое и мрачное. У Иисуса же мы не находим таких следов; с самого начала Он является прекрасным Лицом, которое само из себя развивается, всё яснее и яснее сознает себя, чем далее, тем более остается верным себе и никогда не имеет нужды начинать другую, новую жизнь. Но это, естественно, не исключает серьезного труда над самообладанием, как и Сам Иисус признался, отклонив от Себя эпитет «благой» (см. Примечание 29), который приписывали Ему».

(Род. в Лексингтоне, в Массачусетсе, в 1810 г., ум. во Флоренции, в 1860 г.).

Из его сочинения «A Discourse of matters pertaining to Religion», 3 изд. Boston, 1847 г., стр. 275 и след.

Феодор Паркер в своих воззрениях на Евангелие, за небольшими исключениями, держался мифической теории Штрауса, хотя и отличался от него, как практический американец отличается от кабинетного ученого немца-теоретика. Он прославился за свое восторженное красноречие против рабства, за свои гуманные идеи и ратование в пользу признания общечеловеческих прав; этим он произвел блистательное, хотя, впрочем, подобно метеору исчезнувшее влияние на бостонскую публику. Из рассуждения его мы извлекаем следующее свидетельство о личности Иисуса Христа:

«При суждении о характере Иисуса не должно забывать того, что Он умер в таких летах, когда нравственные силы человека не достигают еще полного совершенства. Величайшие творения духа, самые зрелые предположения людей, все глубокие и прочные планы мировых улучшений являются в таком периоде, когда долгий опыт дает устойчивое основание для осуществления. Сократ в преклонных летах не достиг той мудрости, какую явил Младенец; известные нам поэты и философы стали такими в позднейший период своей жизни. Мы видим перед собой юношу (Иисуса), имеющего с небольшим тридцать лет, человека, лишенного выгод высшего общественного положения, среди невежественных, грубых людей, человека, родившегося в городе, жители которого сделались предметом злой насмешки, среди народа, отличавшегося от всех других наций суеверием, высокомерным, крайним эгоизмом и презрением других народов, – видим человека, рожденного в эпоху особенно сильной испорченности, когда сущность религии исчезла даже из нравов посвятивших себя ей служителей и когда преступления нашли для себя широкий простор среди мятежного, угнетенного, попранного народа. Муж, сделавшийся предметом насмешек за свои недостатки в знании, среди массы формалистов, лицемерных священников и упавшего народа проповедует такую чистую мораль, такую чистую религию; соединяет в своем лице возвышеннейшие заповеди и божественную жизнь, осуществляет сновидения пророков и мудрецов более, чем им это представлялось; стоит свободным от всех предрассудков своего времени, своего народа и своей секты, первое место в своем сердце дает Духу Божию; не придает значения формальному исполнению закона, столь свято всегда чтимого, оставляет в стороне жертвы, храм и священников; сталкивает с пьедестала законников со всей их ученостью и лицемерием. Его учение прекрасно, как свет, высоко, как небо, и истинно, как Бог: Он выше всех философов, поэтов, пророков, раввинов. Но Назарет не был Афинами, которые дышали воздухом философии: в Назарете не было залы лицея, не было даже пророческой школы. В сердце этого юноши был Бог» (стр. 278, 279). «Что за превосходнейшее сердце это было, какое только когда-нибудь билось в груди и трепетало под Духом Божиим! Сколько слов утешения, советов, увещаний, обещаний, надежд и обольщений вышло из него, – слов, которые так же освежают душу, как небесная роса засохшую траву. Какие глубокие наставления в Его речах, какая высокая мудрость в Его притчах, в которых так ясно отразилась иудейская жизнь! Какая глубокая Божественность души в Его заповедях, делах, симпатиях и покорности!» (стр. 281).