Сергей Фудель - Собрание сочинений в трех томах. Том III

На фоне этих чаяний пятое письмо воспринимается с недоумением. «В течение всей нашей эпохи, — пишет Флоренский, — молятся главнейшим образом Сыну; Духу же если и молятся, то больше, ожидая Его… больше тоскуя об Утешителе, нежели радуясь Им» [874]. Но это было известно христианству с самого его основания; уже апостол Павел утвердил знание о том, что достигнутое после Пятидесятницы — это еще не «полнота Духа», а только «начаток Его», или, как подвижники говорили, «залог» и «обручение», что тварь поэтому еще «стенает и мучается» и «мы в себе стенаем, ожидая усыновления». И апостолы приняли Фаворский свет только так, как могли — «якоже вмещаху». Но этот «начаток» столь велик, что для нас непостижим и непонятен, что, зная о нем через откровения святых, недопустимо даже с оговорками говорить о какой–то «недостаточности» или «односторонности» Нового Завета. Во всем письме о Святом Духе не упоминается совсем о Пятидесятнице — этом огненном крещении Церкви Духом Святым. Об учении преподобного Серафима о стяжании Святого Духа автор говорит только в четвертом письме, в связи с частным вопросом о реальности Фаворского света, а не в этом письме, к которому оно прямо относится. Не отмечает он и того удивительного факта, что в январе 1831 года вхождение в этот неизреченный свет Фаворской благодати было дано не отшельнику и даже не монаху, а мирскому человеку, женатому помещику, но при этом, конечно, рабу Божию и ученику преподобного. А именно в этом неизмеримая ценность этого документа. Флоренский пишет: «В пустынях Фиваиды и Палестины, отдельным святым — этим вершинным и почти над–человеческим точкам Церкви — Дух являл Себя и через них… окружавшим их» [875]. Но разве Мотовилов может быть назван «надчеловеческой точкой Церкви»? Беседа с Мотовиловым показала, что путь к стяжанию Духа возможен всем, что «все возможно верующему». Интересно отметить горячее возражение отцу Павлу еще в 1907 году, полученное им от одного священника Д. Г. Т. «Флоренский пишет, — читаем мы в этом возражении, — «не видно стяжавших Духа в среде христиан, не чувствуется действующей силы в них». Приди и виждь, — отвечаю ему. — Разгреби золу и увидишь огонь, он всегда старается укрыться; таково свойство огня Христова» [876].

Ошибка Флоренского в том, что он все же оборачивается немного на «новое религиозное сознание». «И все–таки, — пишет он, — в основе «нового сознания» лежит истинная идея» [877]. Это написано на той же самой странице, где представителей этого «нового сознания» он называет «людьми лжеименного знания». Его колебания биографически понятны: он, как и Свенцицкий и Эрн, в молодости был близок к людям, окружавшим Мережковского. И он сам предупреждает читателя: «Если… в работе моей есть какие–нибудь «мои» взгляды, то — лишь от недомыслия моего, незнания или непонимания» [878].

Его непонимание в том, что явный недостаток стяжания Духа и знания о Нем он относит за счет какой–то «закономерности» Заветов, чего–то предусмотренного, а не за счет нежелания или косности церковных людей, то есть как раз того, о чем он правильно говорил в 1907 году. Пятидесятница открыла «царские врата» духовности всем людям, и только сами люди ее не хотят. «Много званых, но мало избранных» — это постоянная скорбь Евангелия, и именно в этом ответ «новому сознанию». Отец Сергий Мансуров, близко стоявший одно время к отцу Павлу, с особенной силой учил о Церкви именно как об уже открытых вратах Царства Святого Духа, то есть тем самым о реальной неразделенности для христианской жизни Сына и Духа. Я помню, что между ним и отцом Павлом бывали споры и какое–то несогласие. Впрочем, слышал я, что, когда отец Сергий скончался, это было сердечно тяжело принято отцом Павлом.

Единство или неразделенность восприятия Сына и Духа дает познание Церкви как уже наступившего Царства Божия. Об этом так писал блаженный Августин: «В настоящее время Церковь есть Царствие Христово и Царствие Небесное». «Избранных» мало, но они всегда были и будут, как сказано в Евангелии: «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство».

Я помню, как я с некоторым страхом спросил однажды духоносного старца–монаха: «Как вы относитесь к Флоренскому?» Страх был от ожидания отрицательной оценки со стороны православнострогого человека. И старец ответил: «Как же отношусь? Конечно, хорошо. Только он был еще молодой».

Я думаю, в этих словах норма отношения к отцу Павлу.

Письма «Столпа» писались, очевидно, в процессе духовного роста. Письмо пятое «Утешитель», наиболее слабое из всех, было напечатано уже в 1908 году. Письмо «София» было напечатано только в 1911 году в «Богословском вестнике». В 1912 году, когда он защищал книгу на степень магистра, в ней было всего семь писем, в том числе и это пятое, а остальные («Два мира», «Геенна», «София», «Дружба» и «Ревность») появились вместе уже в «полном» «Столпе» — в 1914 году. И вот в письме «София» мы читаем слова, противоречащие всему смыслу сказанного в пятом письме: «Для школьного богослова просто сказать, что понятия Церкви, Духа Святого и Сына Божия — различны… в сознании его это — только понятия. Но для верующего… который воспринимает их в живой их данности, — для которого с полною осязательностью Церковь есть Тело Христово, — полнота Духа, посылаемого Христом; для такого верующего… производить резкие разделения и разграничения больно, потому что они режут по живому телу».

Тайна нераздельности восприятия Духа, Церкви и Христа для святых в том, что они шли к Ним единственным и общим путем — через подвиг, через соучастие в Голгофе Сына. Преподобный Симеон Новый Богослов называет Святого Духа «великого Бога и Владыки нашего Багряницей» — одеждой перед распятием. В евхаристической молитве древней литургии святого Климента Римского Святой Дух именуется «Свидетелем страданий Господа Иисуса» [879]. Только через страдания Христовы, только через подвиг можно войти в общение с Духом. Вот где мистический узел нераздельности восприятия их и вот где пропасть между мистикой христианской и мистикой всякой иной! И отец Павел это знает. «Вне подвига… — пишет он, — Дух познавался и познается лишь отрицательно» [880].

Но если путь к Святому Духу через Сына, через Крест, то и Сын признается только в благодати Духа, так как «никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1 Кор. 12, 3) и так как Святой Дух «от Отца исходит и в Сыне почивает» [881].

Эта слитность в сознании — не догматическое смешение, а живая нерассекаемость любви — поражает, когда читаешь богослужебные тексты или слова святых. Вот синаксарь (никому не ведомый) на Духов день: «Утешитель же Дух Святый глаголется, яко утешати и покоити нас могий. Вместо бо Христа Сего прияхом, и Онаго (то есть Христа) Тем (то есть Святым Духом) имеюще, яко и ходатайствует о нас гласы неизглаголанными к Богу, яко Человеколюбец наш, предстояй яко же и Христос».