Виктор Острецов - Статьи разных лет

Мы не можем скрыть от себя тот очевидный факт, что Россия страна многонациональная, а большая часть послереволюционной «творческой интеллигенции» по своим родовым и родственным особенностям не имеет корней в русском народе, не связана никакими родовыми и историческими воспоминаниями с его исторической судьбой, его подвигами, трудами и драмой. Ее симпатии лежат совсем в другой области, и глубинные психологические особенности принципиально отличают ее от типа русского человека. Родовые качества «творческой интеллигенции» тянут ее во всевозможные «космизмы», оккультизмы, всечеловеческие дали, в которых нации, любой, дышать нечем и делать нечего. Это типажи доктринерства, фанатизма и пошлости, приверженности ко всему синтетическому и отвлеченному. И спорить с представителями этого племени совершенно бесполезно. То, что видит русский и что он чувствует, того не видит и не чувствует пророк и оракул «творческой интеллигенции». И когда какой-нибудь очень, ну, очень умный философ или литературовед начнет нам доказывать, что русский — это «склад души», а сами русские — это навоз всемирной культуры, то мы, русские, рожденные от русских матерей и отцов, должны знать, что с нами говорит не представитель русского племени, а представитель некоего философского ума, чьи подлинные родовые и семейные привязанности никакого отношения к русскому народу не имеют. И если в отношении немцев и англичан, китайцев и малайцев и «прочих разных шведов» таких проблем с национальным определением не возникает, то не может их возникать и в отношении русских.

И последнее. Чтобы доказать, что русских нет, утверждают, что русский так перемешан с другими племенами, что стал величиной условной, неким интернациональным типажом. Но, во-первых, если бы смешение с другими видами, родами и племенами в биологии приводило бы к изменению и полному прекращению вида, рода и племени и его перерождению во что-то другое, то никогда не мог бы, по законам генетики, создаться какой-либо вид, род и племя. Каждый вид, в том числе национальный, имеет свою доминанту, свой тип и внешний, и тканевый, и гормональный, и ферментный, и свою систему защиты своего генотипа. В том числе и национально-расового. Крайне печально, что генетика, как наука, осталась для большинства из нас тайной за семью печатями. И наши разговоры о национальных проблемах по своему научному уровню находятся в пределах позапрошлого века. Представления о том, что все можно со всем скрестить и получить любое чудовище, совершенно произвольно созданы невежеством и нелюбознательностью. Можно понять, почему страстные поклонники синтетического человека, смешанного из смешения всех наций, так невзлюбили генетику…

Любопытно, что стремление вывести новую породу людей путем бесконечного скрещивания всех народов в СССР совпадало с кампанией по выведению «просто американца», проводимой в США в тридцатые и последующие годы. И так же, как и в СССР, вся эта идеологическая шумиха кончилась полным фиаско. Не получилось ни «просто советского» человека, ни «просто американца». Диалектика алхимиков, согласно которой один вид или род легко можно превратить в другой, оказалась несостоятельной. Творец создает вид, род и племя и дает им механизм внутренней защиты, поддержания постоянства в изменяющихся внешних условиях. И потому, хотя на периферии русского генотипа и существуют различные вариации, сам он, генотип, остается все тем же.

Вот лишь некоторые аспекты русского национального вопроса, грозящего превратиться в молчаливое недоумение при низком уровне национального самосознания и неумении отстаивать свои права.

Статья В. Острецова, опубликованная впервые в 1994 году в малотиражной санкт-петербургской газете «Соборная монархия» (№ 4–5) и воспроизводимая здесь с любезного разрешения Автора, не только не утратила актуальности, но в каком-то смысле стала еще более злободневной. В свете последних «дискуссий», участники которых как бы уже и вовсе отказались от самого слова русский , едва ли не исчезнувшего полностью из словаря «русскоязычных» обитателей СНГ.

На страницах «Вече» уже поднимался вопрос о «русском» и «российском», и эта тема, по нашему разумению, должна была бы стать центральной сегодня — по крайней мере, в нашем отечестве и для тех, кто борется за выживание русской нации. К сожалению, практически все живущие в РФ русские писатели — казалось бы, кровно заинтересованные в этой далеко не только терминологической проблеме — безболезненно «проглотили» навязанную им ЗАМЕНУ понятия и слова русский — на совершенно чуждый нашему национальному самосознанию термин «россиянин». Никак не протестовал (обычно такой чувствительный в подобных вопросах) возвращавшийся на родину А. Солженицын — когда газета «Известия» приветствовала его, как «великого российского писателя». Между тем, еще совсем недавно вопросом «интеллектуальной порядочности» считалось числить в Пантеоне русской литературы и культуры О. Мандельштама или Б. Пастернака… Впрочем, не исключено, что русскими писателями и впредь будут именоваться названные классики (с добавлением, возможно, американца И.Бродского — в первый период его жизни и творчества), — тогда как при разговорах о современной словесности речь пойдет исключительно о писателях российских , будь то А. Солженицын или В.Войнович, В.Распутин или Г. Владимов, В. Белов или Ф. Горенштейн.

И говорить так приходится не только о писателях, но и о культуре в целом (или о том, что таковой ныне почитается). В.Острецов, кажется, поспешил заявить категорически, будто бы «российской культуры» существовать не может: оказывается, очень даже может, «цветет и пахнет», по его же выражению!

Еще в 1991 году, при начинавшемся в «новой России» трогательном внимании к «живущим в зарубежье» «соотечественникам», те же «Известия» (19.11) поместили интервью с четырьмя из них, к которым «Отечество долго было немилостиво»: Эдуардом Кузнецовым, Эдуардом Лозанским /?/, Вл. Максимовым и Эрнстом Неизвестным. Вот этот последний соотечественник и предложил решительно: «Давайте оставим слова „русский человек“. Скажем — „российский человек“. Я хорошо знаю Брайтон-бич. Более русских людей, чем тамошние евреи, вы и в нечерноземных деревнях не встречали…» И ещё сказал прославленный скульптор: «Я всегда очень любил смотреть старые фотографии. На них, в тогдашней жизни, был тип российского человека. Я именно подчеркиваю, не русского — российского…». Так говорил мастер, ваявший скульптурные изображения даже не «российского человека», а человека вообще, «всечеловека», как сказал бы Достоевский…