Виктор Острецов - Статьи разных лет

И недалек день, когда, как в нынешней Германии, каждый из нас будет обложен официальным налогом на выплату пострадавшим от коммунистического режима евреям или их родственникам. Нас еще обложат контрибуцией, в пользу этих вечных страдальцев. И еще наши доярки, шахтеры и прочие, оставшиеся в живых, будут платить не только гусинским и березовским, но и прочим «пострадавшим». Отчего же вот так вдруг, евреи стали преследоваться коммунистическим режимом? Под эту волну вознесли Солженицына, Пастернака и десятки прочих борцов с тем «большевизмом», которого никогда не было. А истинный большевизм остался скрытым от глаз народных: тот большевизм, в котором за слово «жид» давали десять лет лагерей. А если учесть легкость лжесвидетельства в таком тонком вопросе, можно легко себе представить размеры террора против русских в быту и на производстве, в учебных заведениях, в отделах культуры и издательствах. Итак, откуда же взялся этот миф об антисемитизме в СССР?

«Черная сотня», № 52–53, 1997

Сообщения криминальной хроники напоминают известия с театра военных действий. Там нашли труп, там сразу три, а в переулке нашли голову, а остальное ищут. Где-то рядом в клочья разорвало автомобиль от взрывчатки, чуть подальше едва не рухнул весь подъезд, а в таком-то городе взорван целый многоэтажный дом. Грабежам и изнасилованиям нет конца. А уж ко всякого рода сообщениям о денежных афёрах так привыкли, что и вовсе перестали на них хоть как-то реагировать.

Но самое печальное всё-таки не это. На днях по телевидению показали любопытный сюжет. В Бельгии арестован некий маньяк, который изнасиловал и убил десять или около того девушек 12–13 лет. В ходе следствия стало выясняться, что этот преступник занимался ещё и торговлей живым товаром, поставляя в публичные дома по всему миру девушек. Занимался не один, понятно, а вместе с чиновниками госаппарата. И именно по этой причине его долго не могли разоблачить. Что было бы после такого сообщения по средствам массовой информации у нас, как отреагировали бы мы с вами? А никак. То есть посудачили бы примерно в таком духе:

— Ну что ты хочешь, Вась? Они же с этого знаешь какие бабки имеют, чего им жизнь людская… дорвались до власти… их мать…

Да, наш народ философичен. И от этой философичности всем бандитам, насильникам, аферистам и садистам всех уровней, от правительственного до самого подъездно-уличного, живётся вольготно и дышится легко. Не так отреагировали в маленькой Бельгии, узнав о преступлении и о том, что в нем замешаны правительственные чиновники. Тысячи тысяч бельгийцев вышли на улицы столицы. По стране прошли массовые акции возмущения и протеста. Никто в таких случаях не спрашивает взвешенно и рассудительно — ну и что, ну выйдем, а чего добьёмся? Понятно, что лучше не выходить, не протестовать, а сидеть тихо: не всех же убивают и грабят. Но дело даже не в этом — выйдем мы на улицу или нет. Мы ведь не выходим на улицы, не протестуем, не возмущаемся только потому, что на самом деле давно признали право власть имущих грабить, убивать и насиловать. Признали в сердце своём, признали себя едва ли не радостно даже не рабами. Рабы возмущаются, устраивают восстания и мстят. «Наш человек», как говаривали в недавнее, «советское» время — это холуй. От этого холуйства он и философствует, говоря о правительстве или просто о местном начальстве: «Им» же ничего не надо, «им» же лишь бы «бабки» состричь с нас. И от этого холуйства он спокойно улыбается, говоря о преступлении наверху и внизу. В Бельгии возмущаются, в Польше — сам много раз видел и знаю хорошо — «оторвут» голову за маленькое, по нашим меркам, преступление каких-нибудь правительственных чиновников. У нас тот же самый обыватель никакого возмущения не чувствует. Он холуйски философствует. Он знает и принял как самоочевидную причину, что есть «они» — те, кто наверху, и мы, что внизу. И тут ничего не сделаешь. Кто признаёт себя овцой, того будут стричь.

И это едва ли не врождённое теперь холуйство и есть та почва, которая была создана большевиками с их иудейской философией равенства добра и зла, со всеми «закономерностями» общественного развития, где человек — ничто, а абстрактная система — всё. Почва, на которой и расцвела нынешняя государственная система, назвавшая себя демократией и получившая на «демократию» патент Бнай-Брит и всей «мировой демократии». При полном отсутствии общественной жизни и гражданского строя человек чувствует себя беззащитным перед лицом государственного аппарата. Маленький человек, духовно маленький, живёт тараканьей формулой — хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался и не высовывается.

Ни для кого не секрет, что страна отдана на поток и разграбление полчищам «крутых» ребят и небритых кавказцев. По телевидению с утра и почти до следующего утра по всем каналам идут низкопробные боевики с набившими оскомину сценами драк, поножовщины и прочих видов насилия и убийств. Уже этот факт отвечает на один вопрос: являются ли в нашей стране все эти бандиты, аферисты и воры просто продуктами своего времени, ушкуйниками и шишками «перестройки», то есть просто авантюристами, решившими половить рыбку в мутной воде, или они являются организованной армией государственной власти, сделавшей ставку на социальное преступление. То, что все средства распространения государственной идеологии занимаются — от книгоиздательств и газет до телевидения — героикой преступлений и насилий, слишком очевидно, чтобы тут требовались какие-либо доказательства. Агрессивность, попрание всех прав, кровожадность, тупость, именуемая нынче «крутостью», уродование самого русского языка — всё это больно ранит душу любого нормального человека, но только не руководство идеологическим аппаратом от телевидения до книгоиздательств. Сытые и перекормленные сагалаевы, гусинские, березовские и лившицы всех мастей и оттенков демонстрируют это пристрастие к убийствам и насилию нынешней демократии.

Читая те или иные газеты, иной раз натолкнёшься на удивительные факты. Вдруг, например, узнаёшь, что где-нибудь в Казани уже в самом начале восьмидесятых годов были созданы бандитские формирования, терроризировавшие весь город. Я был в это время там (в 1980 году) и могу удостоверить, что так и было. После шести вечера город вымирал, улицы пустели. Причём всех поражало то, что бандиты были хорошо организованы, разбиты на пятёрки и отлично вооружены. Они имели, как говорили, даже автоматы, изготовленные на авиационных заводах города. Удивляло то, что в стране, где в то время едва ли не каждый третий или пятый стучал в «органы», где репрессии были едва ли не единственным делом, хорошо освоенным государственной властью, где вычислить любого анонимщика, автора антисоветской листовки, откуда бы и куда бы она ни была послана, и где бы она ни была наклеена, было делом чуть ли ни одного дня, не могли «вычислить» бандитов в одном из крупнейших городов России.