Дмитрий Шишкин - Возвращение красоты

Прошло около года. Сразу после Пасхи, на Светлой седмице, с мощами и иконой святителя Луки я, по благословению владыки Лазаря, отправился в дальние края — в Красноярск.

Меня сразу закружил водоворот новых впечатлений, событий и встреч. Но всю неделю, во всех переездах и перелетах по громадной епархии меня не оставляло желание побывать в том единственном храме на окраине Красноярска, где служил и проповедовал святитель Лука. Наконец в самый последний день сибирской командировки мой добрый помощник и гид — отец Николай отвез меня к небольшой кладбищенской церквушке Святителя Николая.

Заходим внутрь. И первое, что меня поразило, — чу́дной работы большая икона святителя Луки. Я стоял возле нее, глядел и не мог наглядеться. Отец Николай тем временем отлучился куда-то, и вот смотрю — спускается по деревянной лестнице со второго этажа с молодым священником.

— Здравствуйте, — говорю, — вы, наверное, настоятель.

— Нет, — улыбается, — просто священник.

Познакомились. Зовут батюшку отец Виктор Теплицкий, служит в этом храме. Когда он узнал, что я из Крыма, то оживился:

— А я вот тоже год назад сподобился в Крыму побывать. Мы тогда с женой в Севастополе отдыхали и вот — поехали на один день поклониться мощам святителя Луки в Симферополь. Со мной еще в электричке такой случай произошел… странный. Подходит ко мне мужичок — Николай, — растерянный такой, взволнованный, и просит молиться за его болящего сына Игоря. Так он мне почему-то запомнился, не знаю…

И что интересно — я в Симферополе успел между двумя Литургиями молебен святителю отслужить! Да… Вот так и молюсь до сих пор. Интересно все-таки — что с тем мальчишкой?.. Наверное, уже никогда и не узнаю…

Ну что сказать?.. В такие моменты понимаешь, что Христос воистину «посреди нас»!..

— Почему же не узнаете, батюшка, — отвечаю я, — невозможное человекам возможно Богу [88] Лк. 18, 27. ! Молитесь об упокоении раба Божиего Игоря…

Но все-таки почему отец Никодим? — пытались мы разобраться чуть позже. «Может быть, батюшка, это ваше имя в будущем постриге?» — «Не знаю, — улыбнулся отец Виктор. — Все может быть. Все…»

А мне подумалось, так… в качестве вольной версии, без глубокого проникновения в этимологию. Имя Никодим ведь как бы из двух частей состоит: Нико- и Дим… «Нико» на греческом — «побеждать». И Виктор — тоже «победитель», только на латинском. Ну а «Дим» — это начало моего имени. Так, может быть, «отец Никодим» — это собирательный образ?..

Вот такая встреча произошла в моей жизни по милости Божией, молитвами святителя Луки. Остается только добавить, что произошла она в самый канун Радоницы, и на следующий день мы с отцом Виктором молились о рабе Божием Игоре, с особенной ясностью чувствуя, что все мы живы в той единой Пасхальной радости, которую по неизреченной любви даровал нам Воскресший Господь!..

Для меня всегда бывает даже не приятной неожиданностью, а каким-то особенным, редким подарком встреча с человеком, который лично знал или даже просто видел святителя Луку. Эти простые, бесхитростные рассказы с их живыми деталями, черточками не заменишь ведь ничем — никакими монументальными трудами, очерками и статьями.

Вот и сегодня подошла… хотел написать «старушка», но как-то не вяжется с этой, пусть даже и сильно пожилой, женщиной наименование «старушка». Она невысокого роста, сутуловатая, но какая-то необыкновенно энергичная, живая, экспансивная даже…

«Я, — говорит, — батюшка, крымчачка.Это такой народ, очень малочисленный теперь, можно сказать совсем исчезающий… Так вот, представьте себе, мои предки с самой глубокой древности живут в Крыму. С раннего Средневековья даже… Ну, так получилось — живут себе, живут и вот — дожились… до меня, грешной. И я всегда знала, что мы — потомки готов, только под влиянием хазар принявшие в VIII веке иудаизм. А мой род позже смешался еще и с итальянцами. Вот откуда у меня такое странное для крымчаков имя — Анджело, ну и фамилия ему под стать — Ламбрози.

Детство у меня было тяжелое, беспросветное, папа пил страшно, маму бил, а она, бедная, лямку тянула из последних сил. Нищета, голод… Что и говорить — хлебнули мы сполна… Ну не мы одни, конечно, время такое было… Вообще, моя семья чудом в живых осталась. Просто мы перед самой войной поехали в Ленинград, да там и застряли, а всех наших родственников, кто в Крыму остался, — всех до единого немцы расстреляли.

И вот, когда вернулись, соседка наша — хохлушка, баба Ганна слепая — высокая такая, прямая, — попросила, чтобы я время от времени водила ее в церковь. Ну, мне-то что: привела-увела, и все. Дело нехитрое.

А я не то что некрещеная была, а вообще, можно сказать, никакого отношения к вере не имела… причем ни к какой. Но поскольку нас — крымчаков — за веру иудейскую считали евреями, то и отношение у меня ко всем было настороженное, если не сказать враждебное. Вообще, я дикарка была, даже озлобленная, пожалуй, на всех: за жизнь убогую, за нищету, за беспросветность…

И вот как-то раз привела я бабу Ганну… а в центре храма после службы поставили такое специальное кресло, сидя в котором проповедовал, а потом давал прихожанам крест для целования святитель Лука.

Проповедь закончилась, я Ганну подвела, она к кресту приложилась, и вот владыка мне тоже крест дает, а я так, знаете, по-детски насупилась и не хочу целовать.

— Ты почему крест не целуешь? — спрашивает святитель.

А я еще больше заартачилась и молчу, только слышу — бабки шипят, ядовито так: "Да она, наверное, еврейка"…

Но святитель точно не слышит, спрашивает спокойно так, мирно:

— Как тебя зовут?

Я отвечаю:

— Анджело.

Владыка говорит:

— Ну-ка, наклонись ко мне ближе и громче скажи, по слогам.

— Ан-дже-ло.

— Окончание?

— Ло… Андже-ло.

И тут святитель как-то так торжественно, радостно даже, как будто что-то необыкновенное узнал, говорит:

— Так целуй же крест!!!

Ну, я и поцеловала.

А потом смотрю на владыку… А он такой необыкновенный, красивый, ну, знаете, величественный, с бородой седой… а тут еще и облачение архиерейское, митра, панагия… А я что в жизни видела — нищая грязная хата, пьяный батяня, рванье, обноски, сопли, мамка несчастная…

И вот я святителю говорю:

— А ты кто такой?

Он отвечает:

— Я священник.

Понимаете… не владыка, не "архи" там какой-нибудь, а просто — священник.

Потом помолчал, берет меня за руку и говорит:

— А ты еще придешь в Церковь… Потом.

Представляете? Так прямо и сказал, а ведь я ничего ему не рассказывала: ни то, что некрещеная, ни то, что родители у меня иудеи, ни то, что сама ни во что не верю, — ничего, но он все понял.