Владимир Легойда - Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики

Интересно, что собственно церковные традиции зачастую уживались в народной среде с чисто языческими пережитками. Во многом это связано со временем празднования Пасхи: весна, пробуждение, возрождение всего живого. В крестьянских домах во время посевной или перед посевной часто ставили на стол кадку с зарытым в пшеницу пасхальным яйцом, которое в сознании крестьян символизировало все живущее и цветущее в природе. Эти зерна берегли до времени посева. Иногда просто клали в мешок с семенами, например льна, праздничные яйца. А при посеве яичную скорлупу часто просто разбрасывали по полю – в надежде, что чудесная сила увеличит урожайность.

А потом все церковные и околоцерковные традиции были разом упразднены атеистической советской властью, самозабвенно боровшейся с «опиумом для народа». Но Пасху все равно праздновали, хотя и не так торжественно.

Сегодня же нет необходимости скрывать свою веру и Пасха вновь отмечается широко и повсеместно, как когда-то на Руси. Именно поэтому очень хочется, чтобы мы всегда помнили о подлинном, духовном смысле праздника. И тогда не придется писать новый вариант «Сельского крестного хода на Пасху».

Большинству из нас с детства знакома история великого итальянского ученого, которого жестокие инквизиторы принудили к публичному отречению от своих убеждений. Галилео Галилею посвящено немало стихов, романов и пьес. И каждый из читателей и зрителей ставил себя на место героя и задавался вопросом: «А отрекся бы я перед лицом таких мучений?»

Именно с инквизиторским расследованием и связано самое большое число мифов о «мученике науки», у которого пытками вырвали отречение, но все же не смогли сломать. Венцом мифологии является якобы произнесенное Галилеем «Все-таки она вертится!».

Большинство представлений о «мученичестве» Галилея укладываются в четыре яркие поэтические строчки:

Поэтический образ, конечно, красивый. Но не более того. Почему? Потому что ничего этого не было : ни раскаленного железа, ни низкого каменного свода. Ни даже ожидания отречения. Иными словами, кем-кем, а мучеником Галилео не был. Однако обо всем по порядку.

Начнем с того, что Галилей лично знал и, более того, был в прекрасных отношениях со многими видными иерархами Католической Церкви, в том числе и с кардиналом Маффео Барберини, позже ставшим папой Урбаном VIII, в понтификат которого и произошло расследование «дела Галилея».

Мало того, в ряде случаев Церковь оказывалась гораздо более терпимой к деятельности ученого, чем большинство его коллег. В отличие от университетских профессоров, которые отказались признать, например, существование спутников у Юпитера (о чем говорил Галилей) и даже не удосужились взглянуть в телескоп, не доверяя какой-то «стекляшке», папа, на аудиенцию к которому был приглашен Галилео, с большим вниманием отнесся к его работам…

Когда в 1616 году Галилей впервые открыто попытался привлечь внимание к идеям Коперника, ему было указано на то, что, хотя данную теорию и возможно рассматривать как интересную математическую гипотезу, все же ее не следует привлекать к физическому объяснению мира. Подобной точки зрения придерживалось и большинство ученых того времени : научной считалась геоцентрическая система мира греческого ученого II в. н. э. Птолемея, основанная на физике Аристотеля. Да и собственно научного спора – между геоцентрической системой Птолемея и гелиоцентрической Коперника – в «деле Галилея» не было: пропагандируемая им теория Коперника отвергалась еще (или уже?) на богословском и даже прежде всего на философском уровне. В выводах Коперника инквизиторы усматривали противоречие Священному Писанию и явное «превышение научных полномочий»: стремление объяснить тайны мироздания, что, по мнению средневековых богословов, было задачей, невозможной для науки. Поэтому оппоненты Галилея – эксперты, назначенные Святейшей Инквизицией, – не «снизошли» до рассмотрения собственно научной аргументации, будучи уверены в том, что таковая просто невозможна.

Иными словами, собственно научный спор (Птолемей – Коперник) был вынесен за скобки, что сам ученый, безусловно, понимал. Да и вряд ли научная полемика привела бы к вызову Галилея в Рим и рассмотрению его дела инквизицией: «пустяками» инквизиторы не занималась. И хотя сам Галилей ни на какие философские или – тем более – богословские открытия не претендовал (в отличие, например, от Джордано Бруно), а лишь стремился привлечь внимание ученых к теории Коперника, в основу конфликта с Католической Церковью легли именно религиозно-философские обвинения, выдвинутые против флорентийского ученого.

Еще в 1616 году Галилею были запрещены пропаганда и распространение идей Коперника. Галилей пообещал – не распространять и не пропагандировать. Однако в 1633 году он опубликовал книгу «Диалог о двух главнейших системах мира», в которой вновь замаячила тень Коперника. Хотя первоначально судьба даже этой книги могла быть иной. Папа Урбан VIII был не только прекрасно осведомлен о готовящемся труде Галилея, но и обсуждал с ученым отдельные его положения. И не просто обсуждал, а прямо просил своего друга Галилео подчеркнуть его (папы) знаменитый «богословский» довод о невозможности прийти с помощью науки к точным заключениям о строении мироздания. Папа был уверен в том, что любая научная (астрономическая) теория является лишь гипотезой и никак не может претендовать на большее, ведь разуму человека в принципе не дано постигнуть тайну Бога. Галилей обещал. Каково же было удивление папы, когда вместо этого в труде флорентийца с упорством продвигались запрещенные коперникианские идеи! А светлые мысли самого папы не только не стали смысловым центром труда, но были вложены в уста ретрограда Простака (Симплично). Причем таким образом, что звучали не просто неубедительно, но совершенно смехотворно!

Папа – и небезосновательно! – почувствовал себя обиженным. Получалось, что Галилей ложными обещаниями выманил право на публикацию книги, текст которой явно отличался от благословленного папой. Разве мог после этого ученый ожидать какой-то другой реакции, кроме воспоследовавшей? Во-первых, Галилей нарушил свое обещание 1616 года, во-вторых – предписание Декрета Индекса запрещенных книг, в котором учение Коперника было объявлено ложным. Обвинения в этих двух нарушениях и стали главными в инквизиторском расследовании. Кроме того, Галилей поступил с самим папой, мягко говоря, не по-дружески. Конечно, все это не оправдывает действий инквизиции, но давайте будем реалистами: на дворе стояла первая половина семнадцатого века. Не так давно люди за гораздо меньшие провинности лишались жизни. Поэтому если и приходится чему-то удивляться, так это не тому, что реакция Ватикана была негативной, а тому, что она все же была… довольно мягкой! И наука здесь ни при чем.