Владимир Легойда - Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики

Еще вчера данный тезис казался безусловно ложным, поэтому на нем следует остановиться чуть подробнее. В свое время Фрэнсис Бэкон писал об идолах – лжепредставлениях, которые мешают человеку адекватно воспринимать действительность. К таковым он причислял идолы рынка, театра и проч. Как видим, такие «идолы» существуют и в отношении представлений о взаимодействии науки и религии. Один из них – возможность сопряжения усилий и выработка общего языка – был нами только что рассмотрен. Но остались и другие.

Не так давно считалось, что наука и религия неизбежно входят в противоречие одна с другой, так как первая основана на строгом знании, вторая – на слепой вере. Знание практически отождествлялось с наукой, вера – с религией. Отчасти это положение верно (на что косвенно указывалось в вышеприведенной цитате из Азимова), но лишь отчасти. Полное отождествление науки и знания, с одной стороны, и религии и веры, с другой стороны, было бы ошибочным. Во-первых, существуют разные типы знания. Есть знание научное, есть знание ненаучное. Например, чукотский шаман много знает о своих богах и духах. Это, конечно, некая сумма знаний. Но это знание не научное, не верифицированное. Это знание магическое, полученное им от своего учителя-шамана в результате ритуального посвящения. Ко второму типу, безусловно, относится и знание религиозное. Во-вторых, вера также может быть разной. Ни один ученый не может обойтись без веры. Конечно, в науке вера прежде всего фактор субъективный (верю в результат труда, его пользу и т. д.), который нельзя выразить формулой, но в мире реальных людей – ученых, создающих науку, – эта вера чрезвычайно важна.

Второй идол – «извечное» (на самом деле – недавнее, по большей части советское) противопоставление научного мировоззрения религиозному. Здесь для начала нужно определиться с понятием «мировоззрение». Если рассматривать его как систему взглядов на мир и жизнь, предполагающую в том числе (или даже в первую очередь) ответ на вопрос о смысле жизни, то понятно, что термин «научное мировоззрение» некорректен, узок: наука, как мы выяснили, не занимается вопросами смысла жизни. Этот вопрос вынесен за рамки научного поля, находится вне границ научного познания мира, вне компетенции науки. Иначе получается, что верующий ученый (а в том, что таковые были и есть, сомневаться сегодня уже никто не станет) не может обладать научным мировоззрением, раз оно с неизбежностью противостоит религиозному. Но куда мы тогда денем Коперника, Галилея, Ломоносова, Нильса Бора и многих других? С другой стороны, получается, что неверующая бабушка, не получившая при этом высшего или даже среднего образования (а таковые, конечно, тоже есть), ближе к научному мировоззрению, чем верующий ученый. Что, конечно же, допустить просто невозможно.

Поэтому правильнее было бы сравнивать не научное и религиозное мировоззрения, а религиозное и безрелигиозное. И только в качестве одной из составляющих можно рассматривать «научное мировоззрение», то есть систему взглядов на природу в соответствии с достижениями современной науки. Данное же мировоззрение может быть присуще или неприсуще человеку как в первом, так и во втором случае. Более того, если говорить о воззрении на мир современной науки, в частности физики, то нужно с неизбежностью констатировать, что научное мировоззрение сегодня свойственно подавляющему меньшинству населения земного шара. Люди, получившие школьное образование, студенты, сдававшие предмет «Концепции современного естествознания», в подавляющем большинстве представляют себе мир на уровне механики Ньютона. А о теории Большого взрыва, о различиях между специальной и общей теориями относительности нередко не имеют ни малейшего понятия.

Однако если все вышеизложенное верно, то возникает другой вопрос – последний идол: а как же тогда многочисленные конфликты между религией и наукой? Как же тогда Коперник, Галилей и Джордано Бруно? Атеистическое сознание советского человека видело в данных историях прямое подтверждение материалистического тезиса о ложности ненаучного мировоззрения, о борьбе закостенелой лживой религии с прогрессивной объективной наукой. И хотя, как уже говорилось выше, времена изменились, многие из нас, вопреки крылатому латинскому выражению, остались прежними. Воинственные атеистические представления прошлого почему-то прочно засели в умах. Это тот самый атавизм, который все не проходит. Сразу оговорюсь, данный тезис не следует рассматривать в качестве выпада против атеизма как такового: если рассматривать атеизм как мировоззренческую систему, отрицающую существование сверхъестественной реальности и заложенного в бытии мира и человека смысла, то такая система, конечно, имеет полное право на существование 29. При этом, разумеется, существование атеизма не отменяет существования религии, религиозного мировоззрения. И здесь очень важно отклонять те атеистические установки, которые идеологически тенденциозны и исходят не из понимания сущности религии, а из ее намеренного искажения. Именно такими являлись (и являются) рассуждения о вековой борьбе религии с наукой.

К подобным мифологемам относится и «научный атеизм». Семантически это не что иное, как оксюморон 30. Существует вера в то, что Бог есть, существует и вера в то, что Бога нет. Исключительно рационально обосновать ни первое, ни второе невозможно. Конечно, в рамках как религиозной, так и атеистической позиции могут существовать философские обоснования собственного мировоззрения. Однако и в первом, и во втором случае они не будут исходить из строго научных посылок. Иными словами, поскольку христиане никогда не говорили о Боге как о некоем сверхчеловеке, наблюдающем за землей из космоса, то научные доказательства или опровержения того, что Бог сидит на облаке, не нужны ученым: ни верующим, ни атеистам. Вопрос о существовании Бога просто выносится за рамки науки. Поэтому и атеизм научным быть не может.

Перейдем непосредственно к наиболее часто рассматриваемым историческим свидетельствам о «борьбе» науки и религии. Обычно приводятся в пример Коперник, Галилей, Бруно… Чтобы ответить на эти обвинения, необходимо учитывать множество вещей. Во-первых, очень опасно обобщать и выводить из конфликта конкретной Церкви с конкретным ученым неизбежный конфликт религии и науки. Скажем, после того как Католическая Церковь запретила к публикации книгу Галилея «Диалог», она была издана в протестантской Голландии. Значит ли это, что на территории этой христианской страны не было конфликта науки и религии? Или это означает нечто другое: а был ли вообще конфликт? «Был ли мальчик-то?» Скажем, столь нелюбимая уже протестантскими богословами эволюционистская теория никогда не встречала такого сопротивления в рядах католических богословов. Один из самых ярких католических умов XX столетия Тейяр де Шарден был эволюционистом. На сегодняшний день Католическая Церковь признала эволюционизм. В православной богословской традиции также существуют на этот счет разные точки зрения 31.