Михаил Белов - Иисус Христос или путешествие одного сознания (Часть 2)

Звоня по телефону, я еще со школьной скамьи впитал, что, звоня, нужно представляться. По крайней мере, добрым знакомым. Разговор начинался примерно так:

-Здравствуйте, Ольга Михайловна.

-Здравствуйте.

По металлическому голосу я не мог понять узнала, она меня меня или нет.

-Это Миша (Белов) звонит.

То ли я отражал ее металл голоса, то ли излучал броню танка своего правого бока, но очень часто я чувствовал, что "Ольга Михайловна" начинает метаться в поисках выхода из ситуации, думая, что это я под предлогом представления закрываю свою душу. Естественно, что я тут же начинал чувствовать неудобство.

Возникло видение части верха головы и глаза Павитрина, сосредоточивающиеся на противодействии мне. Больно не было. Но энергия, идущая от видения, шла "против шерсти" моему мышления, моему взгляду. Я смотрел и обдумывал то, что вижу, глядя вперед, энергия направляла сам ток энергии моего мышления назад.

Однажды Мария Федоровна, моя классная руководительница в школе, положив ко мне на плечи своего тайского кота Маркиза, сказала успокаивающе: "Полежи, Маркиз, у Миши - остеохондроз", от чего я чуть не подпрыгнул. Сама вибрация, шедшая от этого слова, несла болезнь, и я поэтому не понял, зачем эти слова были сказаны. Мария Федоровна обычно говорила успокаивающе и мягко, но сейчас эта мягкость была сродни вкрадчивости. В памяти сразу всплыло недоразумение, которое произошло между ее сыном и мной. Тоже по поводу вибрации, шедшей от одного сказанного им слова. Он и не подозревал, что я так к нему отнесусь. После того, как мы с ним поговорили, он, вроде, остался в некотором недоумении, и, мне показалось, мог за мою прямоту и претензии настроить Марию Федоровну против меня. Это ее внушение мне остеохондроза, по-моему, являлось следствием того недоразумения. Два дня я переживал по этому поводу, так как сразу выяснить этот вопрос я не мог. Разве желающий зла сознается в этом? Давая внутри себя людям полную свободу действий, я был уверен, что они способны и имеют право на все, живя в этом жестоком мире. Я ведь тоже мог настраивать людей против них без их ведома. Однако, придя через 2 дня и услышав человеческое отношение Марии Федоровны ко мне, я почувствовал, что можно ее спросить по поводу остеохондроза. Мария Федоровна была в полушоке от моего вопроса и отправных точек моих умозаключений.

У нас сломался телевизор. Мастер, которого привел мой сосед по двору, был 75 года рождения. Посмотрев телевизор, он заменил одну сгоревшую лампу, и, почистив ПТК (переключатель каналов) от пыли, заменил его пружину. Для чистки ПТК он брал его на вечер домой. Вечером следующего дня, сделав, он объявил цену:

- 40 тысяч.

Я расчитывал, тысяч на пять, на семь.

- Это много, - сказал я. - Давай, 20.

- Нет, - ответил он.

Матушка и сосед насели на меня - "отдай". Я не стал им сопротивляться, но чувство несправедливости расчета осталось. Встретившись со временем с парнем во дворе, я сказал ему:

- Я купил еще один телевизор с подобной поломкой. Давай, ты его починишь, и у меня к тебе останется прежнее отношение".

- Я впервые вижу, что заказчик назначает цену, - заявил он.

- А я впервые вижу такую цену за такую работу - сказал я.

- Вот что - давай, я сниму у тебя свои запчасти и возвращаю тебе деньги, и мы с тобой расходимся.

- Давай.

Во время разговора парень, почувствовав мою открытость с кажущейся слабостью, что-то смекнул. Я почувствовал, что-то недоброе. Когда он пришел и протянул мне деньги, их оказалось 50 тысяч. Мне показалось, что он проверяет мою совесть.

- Здесь десять штук лишних, - сказал я. Он, заулыбавшись, отвел от меня сосредоточенный взгляд. Снимая детали, он меня постарался уязвить, немало удивив, ведь можно было разойтись в простоте. Я не чувствовал в нем вообще для себя никакого врага и поэтому опешил от всей души и ответил ему как бы нехотя - лишь бы он не продолжал и не заблуждался. Он собрался, было, уходить. Чувство и ситуация подсказывали мне пересчитать деньги, лежащие пока тут же рядом. Их оказалось 40 тысяч. Я посмотрел ему в глаза. Он, не поняв моего взгляда, тяжело вздохнул, как будто внутри у него оборвалась какая-то надежда, и пошел обуваться. После его ухода я вспоминал подробности того, как под таким же напористым взглядом - отношением меня обсчитал в Москве один парень на полцены от назначенной мной.

Мы разошлись. Второй телевизор вскоре я продал парням-рабочим. А наш - после того, как его отремонтировал другой мастер за двадцать тысяч, сломался. Перегорело две лампы, сумма стоимости которых 26 тысяч. Глядя на черные энергетические полосы, тянувшиеся со стороны двора к панели телевизора, я чувствовал в них дух первого мастера. Выигрыш в деньгах я получил только за счет продажи второго телевизора.

Впоследствие, спустя несколько лет я понял, что просто был невнимательным.

Это был самый мучительный период моей жизни. Мучительный по парадоксальности переживаемого. Я мог к Павитриным идти, но не мог себе этого позволить. Я не чувствовал никаких преград для этого и меня тянуло к ним так, что я едва находил в себе силы себя удержать. Но я вынужден был мыслями искать зацепки - причины у себя в голове, чтобы к ним не ходить. Находя эти зацепки, вскоре за текущими делами я забывал, что принял решение к ним не ходить, и через некоторое время опять бился в сомнениях идти - не идти.

Как и в 88 году я опять начинал плевать при нахождении невдалеке от меня человека. Не играли роли ни расстояние, ни препятствие, ни время суток. Иногда я даже по тому, что плевал, понимал, что сейчас из-за угла или поворота дороги появится человек. И он появлялся неизменно. Оставалось только поражаться интуиции Павитрина, задающего моей правой и большей половине тела свой образ действий. У меня в памяти стояло то его сплевывание передо мной осенью 93 года. При этом правая половина тела, воспринимая сигнал в моих ощущениях, оставалась подобно состоящей из неживой плоти.

Я начал замечать противоречия, возникающие у меня при сплевывании. Еще в 89 году у П. Иванова прочитав, что для выработки слюны в организме работает целая фабрика, я стал относиться к слюне рачительно, освобождаясь от нее вовне лишь по утрам, если была необходимость, иногда при ОРЗ и после работ в запыленных помещениях. Сейчас же я начал чувствовать к своей слюне отвращение. Если я раньше приучал себя глотать и содержимое носа при простудах, замыкая себе физиологическую цепь обмена веществ, то сейчас даже безобидное содержимое горла, которое в момент его сублимирования я собирался проглотить после его собирания во рту, вызывало у меня однозначное желание его сплюнуть. Если даже вопреки желанию я глотал его "для замыкания физиологической цепи" - для здоровья - то его прохождение по пищеводу до желудка после выработавшегося к нему отношения отбивало у меня желание повторять этот опыт. Энергетика уже проявившейся эмоции была ужасной.