Михаил Белов - Иисус Христос или путешествие одного сознания (Часть 2)

Незаметно от себя я опять втянулся в тренировки и вскоре обнаружил, что опять занимаюсь ими любую свободную минуту, то есть опять почти весь день. Кроме спорта мне опять было ничего не надо и опять чистота моего существа, ставила передо мной вопрос что делать. Я опять вспоминал Кришну и Бога: "Возьми Меня в свое сердце и отбросив все сомнения - действуй".

По сравнению с прошлым годом жизнь казалась мне раем. Практически полное отсутствие споров и конфликтов с людьми обеспечивало мне душевный покой. От этого с ним началась накапливаться радость.

Какое-то чувство подсказывало мне посадить во дворе между деревьями цветы и я, ездя на велосипеде по городу, между делом напривозил выброшенные покрышки от машин и сделал из них клумбы.

Цветы для них я начал возить с огорода. Когда они начали подрастать, тетя Надя Мороз - староста подъезда, увидев мой энтузиазм тоже привезла и посадила большой куст марьиного коренья.

Эта работа принесла мне возможность сделать множество открытий. Я не переставал поражаться человеческому скептицизму.

- А, зря сажаешь- табун раз пройдет, -говорили мне многие, вместо того чтобы радоваться что в людях не угасла тяга к светлому. Когда я говорил: "Ну и ладно, жалко что-ли? - это тоже приводило их к недоумению. Они были так привязаны к плодам своего труда к какому-то рациональному и законченному здравому смыслу, что я чувствовал, что они не поймут, что я сажаю цветы ради простой радости, ради самого процесса работы, который эту радость приносит. Помимо веры, что цветы все равно дотянут до осени, у меня от них была полная свобода. Растоптавшие бы их все равно не при жизни так после смерти пожалели бы об этом, и мой труд не пропадет даром для меня. Мой труд, затраченный для красоты, мне бы вернулся по-любому.

Одна бабушка поразила меня больше всех.

- Ты, зря вообще все это делаешь. Теперь людям вообще ничего не не надо - лишь бы ломать, топтать и воровать. Знаешь Ваньку Медова это сорви голова- ему говорить что-либо бесполезно. Он растопчет твои цветы.

- А сколько ему лет?

- 12.

- Да я ему просто скажу, и он не станет портить клумбы.

- Бесполезно. Ему, что ни говори - как об стенку горох. Он тебе все растопчет.

В недоумении, приняв все-таки последнюю информацию к сведению я, тем не менее, подумал: "Что человек, как субъект взял от жизни и дал ей, если он к ее концу так относится к людям и общественному труду?"

Ваня Медов оказался стеснительным и робким мальчиком. Придя на проводины к его старшему брату - Валере- я познакомился с ним и попросил его не трогать клумбы и самому присматривать за ними в случае чего.Ваня согласился. Только озорные искры в углах глаз говорили о том, что он может быть сорвиголовой. Но ведь он же мальчишка! " Какой уровень понимания людей надо иметь, чтобы такой смышленный парень казался таким, каким она подала его мне", - думал я о той женщине.

Несмотря на то, что восхождение сознания было заметно, большую часть времени последнее находилось в нижней части головы. Верхняя часть казалась принадлежащей не мне, а небу. Иногда она приближалась даже до соприкосновения с нижней, и тогда я всеми силами пытался закрепиться в ней своим сознанием или пробить в ней им как можно больше отверстий вверх до ее нового взлета.

Но разрыв был не стопроцентным. Корой больших полушарий и верхом своей головы я мог овладеть по ее стенкам и затылочной части головы. Левая щека, ощущаясь физически, для сознания, казалось, отсутствовала, и мне здесь практически не на что было опереться. Твердыми структурами казались лишь кора больших полушарий или то, что над ней, правая стенка головы и низ головы.

Но иногда вдруг я начинал ощущать левую щеку, и в кору больших полушарий мог подняться только по ней, так как из правой сквозили ненависть моего существа. Слово "ненависть" выглядит мягким для того огня, который не пускал меня в свое правое полушарие.

Подниматься своим сознанием в верхнюю часть головы я мог не всегда, даже когда оно было в энергетическом перигее, и чувствовал, что равносильным этому будет касание ее вниманием или чувством, закрепляющим дорогу вверх.

Но вот надо было начинать делать дела и в следующий раз опять, глядя вверх, кроме стационарных путей чувств в верхнюю часть головы я не находил больше ни одного из недавно освоенных.

Меня поражало то, что я писал записки отцу Вадима, записки их, теоретически должны были раздражать, в записках была моя боль, а Трифон Сигизмундович, у которого дома стоял телефон, даже и не думал мне звонить. При встречах, широко улыбаясь и здороваясь, как со старым и добрым знакомым, он оставлял без внимания все мои обращения к нему.

Для человека, живущего миром и в мире души оценка людей на хорошие и плохие существенно расходится с общепринятыми. Хорошими для него являются лишь люди, имеющие мягкость души, порядочность и способные к положительному постоянству. Все остальные люди, имеющие хоть одну лишнюю от этого черту являются хорошими лишь в тот отрезок времени, в который они сделали хорошее этому человеку. Раз принесший боль становится объектом повышенного внимания.

За 6 лет моих духовных скитаний лишь единственный человек не принес мне ни разу ничем боль. Это был Олег Глушак. Я познакомился с ним, когда он играл на ударных инструментах в той группе, в которой играл мой друг детства Федя Запорожец. Никаких особых отношений с Олегом, кроме знакомства у нас не было. Он вел себя серьезно, уважительно ко мне, внимательно и рождал во мне только такие же чувства. Я еще раз отмечал, что серьезное отношение к человеку может заменить и ученость и всякие академические степени, чтобы просто понимать человека, каким бы больным он не был.

Но эти цепляния сознания за верхнюю часть головы не проходили бесследно. Все большее и большее количество моего существа во время очередного приближения коры больших полушарий затекало в нее. Все чаще я на тело смотрел не из себя, а сверху из под... или с макушки.

И эта пустота, царившая в промежутке между верхом и низом головы стала заполняться моим существом. Вскоре оно начало лучиться из глаз, радуя меня своим сходством с вехами, указанными Сатпремом. И по мере его заполнения моей головы, я начал чувствовать последнюю просто головой, а не головой с надстройками, а себя нормальным.

Проснувшись однажды утром, я почувствовал наконец то свой затылок. Мое существо, наполнявшее мою голову до краев, касаясь затылка давало мне несказанное чувство радости за свою цельность. Я был поражен как существом взаимоотношений духовного и физического, так и тем как мало надо человеку для счастья. А так же каким трудом достигается эта малость для многих. Радуясь поднимающемуся солнцу, мое сознание, касаясь затылка выхватывало часть пространства вокруг него, которое оно окружало. Я почувствовал, что скоро у меня отпадет и мое желание астральных полетов, которым я жил эти три года, так как душа будет иметь все, находясь и рядом с телом.