Андрей Кураев - Христианство на пределе истории

Общественное мнение, формируемое газетами, сегодня лишает христиан права на самозащиту. Критиковать христианство, ругательски его ругать – можно. Это «свобода слова и самовыражения». Но попробуй христианин возмутиться потоком кощунств – и его поведение будет признано некорректным.

Четвертого декабря 1998 года в самом центре Москвы произошло странное событие. В Манеже открылась выставка «Арт-Манеж’98». Очень разные художники представляли свои творения. Это – обычно. Странность же была в том, что одна экспозиция оказалась лишенной всякой художественной ценности: все выставленные православные иконы (около двадцати) были неавторские, то есть это были не иконы, писанные мастерами, а типографские изделия. Обычные иконки, которые сегодня тиражируются тысячами. Поэтому поначалу было непонятно: зачем же их принесли в зал, попасть в который мечтают многие настоящие художники?

Но к шести часам вечера стало ясно: перед нами – очередной образец того направления современного авангарда, которое предполагает, что картина должна не просто пассивно восприниматься, но вовлекать зрителя в некое действие. Исполнителями действия стали несколько 15 – 16 летних подростков. Само же действие состояло в том, что они на глазах у спокойно взирающей публики начали рубить и рвать иконы. И это не было непредусмотренным вторжением. Около стенда с иконами Христа и Богоматери оказался прейскурант: разорвать икону – 100 рублей. Плюнуть, растоптать и т. п. – 50 и 20 рублей. Посетители были спокойны. Администрация Манежа тоже. Лишь вмешательство других художников остановило эти кощунства.

Организаторами этого надругательства были некая галерея «Вперед» и «художник» Авдий Тер-Оганьян. Стоит также напомнить, что 4 декабря по православному календарю – это праздник Введения во Храм Божией Матери…

Но по-настоящему важно не то, что произошло в Манеже: «отморозки» есть всюду… Гораздо важнее иное: реакция на это событие в прессе. Светская пресса это событие не заметила и не осудила. Сегодня пресса очень остро реагирует на любые оскорбительные замечания в адрес иудаизма. Однако религиозные чувства и святыни есть не только у евреев, но и у людей иных религиозных традиций, в том числе – православной. Заходит речь об оскорблении национально-религиозных чувств евреев – и все выражают свое возмущение хулиганами. Но когда речь идет об оскорблении чувств православных – тут начинаются оправдания: «Свобода самовыражения, свобода высказывания, авторское право…» Но неужели непонятно, что свобода движения моего кулака кончается там, где начинается чужое лицо? И здесь совсем не важно, какой национальности и какой веры это униженное и оскорбленное лицо.

За год до «манежной» эскапады по сути такое же событие произошло еще более публично – когда по НТВ показали фильм, плюющий в тот образ Христа, который дорог для верующих. Тогда пресса встала на защиту тех, кто оскорблял. Вроде бы человеку, которому больно, принадлежит бесспорное право свидетельствовать о своей боли. Но наша странная журналистика обвинила в нетерпимости тех, кто вскрикнул от боли и поощрила эксперименты тех, у кого атрофировалось чувство благоговения. Прошел год, и ничего не изменилось. Боль в прессе по прежнему воспринимается по-партийному: если неудобство испытывают «свои», то это повод для полномасштабной обвинительной кампании, а если боль испытывают другие, «не наши», то и боль у них не настоящая (вдобавок, вполне заслуженная), во всяком случае, не такая, чтобы высказывать осуждение действиям тех, кто «социально близок» владельцам «демократической» прессы.

По меркам «нового мышления» христианин не должен отвечать на критику христианства и не должен иметь никаких сердечных привязанностей к символам и к святыням своей традиции. Более того – по сути он и не имеет права быть христианином. «Смотрите на вещи шире! Не связывайте себя какой-то одной определенной позицией по этому вопросу». Плюрализм из общества должен перекочевать в каждую отдельную голову – каждый человек должен верить сразу в несколько богов. Этакий «плюралотеизм». В. В. Розанов по этому поводу как-то заметил, что нормативный интеллигент «утром верит в Ницше, в обед – в Маркса, а вечером – в Христа». Г. Честертоном подобная широта взглядов высмеивалась в образе Ричарда Уайта, который «недавно обрел веру, но каждую неделю менял вероисповедание» [76].

До такой степени люди затерроризированы идеей обязательного «мира между религиями», настолько пленены пропагандой их «равноценности», что даже Инесса Ломакина, которая в своей книге описывает человеческие жертвоприношения, совершаемые буддистскими ламами, торопится сделать поклон в сторону идола «всетерпимости» и «неосуждения»: "Молодая женщина – член буддийской общины Санкт-Петербурга, прочтя часть рукописи, спросила меня: "К чему все эти ужасы, эти жертвоприношения? Буддист не сорвет травинку, благословляя все, растущее и живущее на земле. Или вы против возрождения ламаизма? « – „Нет, нет, не против; любая вера сейчас, наверное, во благо. Только ламаизм – вера особая, вобравшая мудрость Степи“» [77]. Конечно, вырывать сердца из груди живых людей – это идет «во благо человека». Ведь карма убитого, по ламаистским поверьям, от этого становится лучше.

А журналист из «Огонька», описав нравы каннибалов, живущих в Новой Гвинее, опять же считает нужным совершить жертвоприношение «духу терпимости». Рассказав, как и по каким мотивам племя каннибалов в 1961 г. съело Майкла Рокфеллера, сына тогдашнего губернатора Нью-Йорка (подобным же образом в 1770 г. каннибалы съели 20 моряков капитана Кука, высадившихся с корабля на берег в поисках воды), журналист заканчивает свой очерк: «Асматы. Мужественные, бесстрашные воины, гордые люди, не покорившиеся завоевателям. Да, с точки зрения белого человека, они коварны, вероломны и кровожадны, они не признают нашей морали и нашей жизни. И все же жаль, если цивилизация когда-нибудь уничтожит их самобытность» [78].

Если читатель разделяет скорбь автора «Огонька» о том, что каннибализм может исчезнуть, а в результате наш мир станет чуть-чуть менее плюралистичным, – значит, он готов в жертву модной идее, в жертву идолу «плюрализма» приносить реальные человеческие жизни. Его богословское кредо: «Не все ли равно как верить!», – оказывается, предполагает: не имеет значения – чту в меню у наших сограждан по планете: человечина или баранина. Конечно, – в чужую тарелку заглядывать неприлично…

Вот точно так же будет неприлично обсуждать различия между религиями и защищать христианство в мире антихриста. О приходе лжехристианского призрака предупреждал еще в прошлом веке Хомяков: «Мир утратил веру и хочет иметь религию какую-нибудь; он требует религии вообще».