Михаэль Лайтман - Каббала в контексте истории и современности

Акимушка, вероятно, был таким же гением «вживания» в мир своих высших реальностей, как Рамакришна и Даниил Андреев. Определенную роль здесь играет, вероятно, и «образная сверхчувствительность». Племянник Рамакришны, например, рассказывает, что при виде человека, спина которого была исполосована ударами, у Рамакришны тотчас же покраснела и распухла его спина.

Кстати, идея света в сакральном ее понимании была близка и гностикам, поэтому мы может ответить еще на один вопрос Скептика – оказали ли влияние на каббалу гностические учения, о чем пишет Борхес. Действительно, некоторые параллели между каббалой и гностическими учениями можно усмотреть. Правда, непонятно, что на что больше влияло – гностические учение на каббалу или каббала на гностические учения. Но предоставим судить самим читателям, послушаем Н. В. Шабурова, давшего в «Новой философской энциклопедии» [159]следующую характеристику гностицизма:

«Многие гностические учения восходят к схеме, которую можно назвать архитипическим прамифом гностиков, лежащим в основании разнообразных гностических тео– и космогоний. Особенно ярко он изложен в „Апокрифе Иоанна“, созданном, возможно, в школе Валентина и входящим в собрании Наг-Хаммади. В этом мифологическом повествовании содержатся ответы на важнейшие вопросы, волновавшие гностиков: „Кем мы были? Кем стали? Где мы были? Куда заброшены? Куда стремимся? Как освобождаемся? Что такое рождение? Что возрождение?“

В ответах на эти вопросы проявляется отрицательное отношение гностиков к существующему миру и его демиургу (обычно он отождествляется с Богом Ветхого Завета), которому противопоставлен истинный Бог и Отец, Непознаваемый Бог. Этот Бог порождает Плерому – полноту духовности, состоящую из соединенных попарно эонов (духовных сущностей), образующих иерархию. Последний из эонов, имеющих женскую природу (в разных текстах он именуется Пистис София, София Ахамот, София Пруникос) впадает в грех гордыни и желает уподобиться Богу-творцу. София порождает нелепое и уродливое существо и, ужаснувшись его облику, „выталкивает“ своего отпрыска за пределы Плеромы. Сыну Софии присуще незнание – начало, противоположное гнозису; он воображает себя единственным Богом и приступает к творению мира, столь несовершенного, как и он сам. Этим миром демиург правит вместе с архонтами („правителями“), которых он сотворил. Но в сотворении человека вмешиваются силы Плеромы, и Первочеловек (Адам) получает частицу подлинной Божественной субстанции, которая от него переходит к потомству. Человек поэтому является чужеземцем в этом мире; он испытывает непереносимые мучения от пребывания в нем. Подлинная родина человека не мир, а Плерома, для которой он должен быть спасен… Содержание гносиса, тайного знания, как раз и есть осознание человеком своей божественности, и обретение гносиса само по себе спасительно».

Возможен и третий вариант – каббала и гностические учения формировались независимо друг от друга, но на общей культурной почве сходных проблем и способов их решения. В обоих случаях просматривается общая схема падения и спасения человека: Непознаваемый Бог порождает идеальный мир (Плерому или потенциальные миры каббалистов) и падшего (незнающего) человека, который, однако, за счет подлинного знания (гносиса или учения каббалы) открывает себе путь спасения. Но почему при этом, спрашивал выше Скептик, человек должен страдать и проходить, преодолевать столь многие препятствия?

Один ответ таков. Без страданий и преодоления себя, своего эгоизма и заблуждений мы абсолютно ничего достигнуть не можем. Поэтому Творцом и задуманы (предусмотрены) страдания и лестница восхождения. Другой ответ более эмпирический. Изучая мир и человека, мы повсеместно констатируем страдания, а также то, что, если человек пытается совершенствовать и переделать себя в соответствии со своими идеалами, то ему на этом пути нужно затратить огромные усилия, падать и подниматься, снова и снова преодолевать себя, открывая все новые и новые грани существования и реальности. В этом смысле и страдания, и лестница миров – это всего лишь осознание реального опыта усилий и подвижничества людей, идущих по пути спасения.

Но Скептик, как мы помним, задавал и такой вопрос: откуда каббалисты берут все эти числа (125 ступеней, 6 000 лет исправления и т. д.). А откуда ученые берут свои закономерности? – можно было бы задать ему встречный вопрос. Изучая природу! Но и каббалисты изучают природу, только другую и иначе. То есть здесь мы переходим к следующей главе, где стараемся показать, что каббала не только эзотерическое учение, но и особая наука.

Но прежде ответим на третий вопрос о сходстве каббалы с учением Шри Ауробиндо Гхоша. Безусловно, много близких идей. Но это доказывает лишь одно – каббалисты мыслят правильно. Возможно, даже более вероятно, и другое объяснение. Шри Ауробиндо читал каббалистов, многое понял, но не до конца. Кроме того, он приспособил каббалу к мироощущению индусов: опустил большинство ступеней и миров, заменил ряд идей и прочее. Нельзя ли в этом случае предположить, что Шри Ауробиндо – ученик каббалистов, а не наоборот?

Читатель вместе со Скептиком, вероятно, уже не раз спрашивал: «А что эти господа понимают, говоря о науке»? Попытаюсь ответить, но сначала стоит сделать одно замечание. Известно, что на вопрос, что такое наука и когда она возникла, существуют две разные точки зрения. Более распространенная, что наука возникла только на рубеже XVI-XVII вв. в рамках естествознания, представляет собой вид познавательной деятельности, «нацеленный на выработку объективных, системно организованных и обоснованных знаний о мире», причем истинность научных знаний проверяется в особой практике – научном эксперименте. Менее разделяемая концепция, что наука возникла уже в Античности, и, скажем, «Начала» Евклида или работа Архимеда «О плавающих телах» вполне могут считаться науками. Если соглашаться с первой версией, то тогда античные науки, гуманитарные, социальные и философские (не говоря уже о паранауках) – это не науки, а преднауки или квазинауки. Если принять вторую версию, то надо пересматривать точку зрения, по которой именно естествознание является идеалом науки.

В своих работах я старался провести следующее представление о науке [160]. Наука – это специализированная, культурно обусловленная форма построения знаний о действительности (включающей первую и вторую природу), тесно связанная с построением идеальных объектов, разрешением проблем, описанием выбранной области действительности, определенными способами концептуализации научной деятельности.