Алексей Павловский - Ночь в Гефсиманском саду

Вернемся, однако, к Адаму. Итак, он давал имена всему, что он видел. Мы уже знаем, что, по библейским представлениям, дать имя означало то же самое, что вызвать названный предмет к существованию. Бог поселил Адама в раю, где уже были и травы, и деревья, и птицы. И все же Адам (не забудем, что он был создан по образу Бога), дав имена всему видимому и слышимому, как бы окончательно утвердил мир в его существовании.

Итак, райский сад был возделан и ухожен трудами рук Адама. Он сделал даже большее — поименно назвал все сущее.

Бог разрешил ему все — растить деревья и травы, вкушать плоды, любоваться неизъяснимой красотой райского мира. Ему дано было великое счастье видеть однажды наяву то, о чем народы всей земли будут лишь грезить в своих смутно-прекрасных мифах, легендах и сказках.

Но был для Адама, как мы знаем, и запрет: он не должен был вкушать плодов с древа познания добра и зла.

Запрет этот, судя по Библии, нимало не тяготил Адама: у него не было ни малейшего желания отведать запретных плодов, хотя и этому плоду, как и всему прочему, он тоже дал имя — яблоко.

Не зная добра и зла, пребывая в блаженном неведении, Адам, естественно, и не стремился узнать природу ни того, ни другого. Ни злу, ни добру он не мог дать даже имени, и потому они для него не существовали. То был мир без соблазна.

Далее Библия поясняет, что Бог, видя труды Адама, решил создать ему помощника. Сад был прекрасен, но велик, даже дать имена всему, что там произрастало и цвело, летало и плавало, было делом нелегким. Как ни странно, но в библейском рассказе о райской жизни есть легкая, едва слышная практическая нота. Эта нота связана с необходимостью в помощнике.

Об этом сказано так: «И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему…»

(Быт. 2: 20).

Можно, следовательно, догадываться, что к моменту появления женщины вся основная работа — мужская была уже сделана.

Как в хорошем хозяйстве: дом готов, поле возделано — нужна жена.

«И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребер его, и закрыл то место плотию.

И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку…

И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились»

(Быт. 2: 21, 22, 25).

Дальнейшее известно испокон веков всему человечеству. Некий змей (а в райском саду, как известно, были и пресмыкающиеся), воплотивший в себе злое начало, соблазнил Еву отведать запретного плода с райского древа познания добра и зла. Адам в это время спал. Когда он проснулся, Ева дала и ему откушать райского яблока.

Далее в Библии развертывается почти жанровая сценка, кстати сказать, излюбленная многими художниками, обращавшимися к этому сюжету. Пока Ева и Адам, соблазненные искусителем, вкушали яблоко, Бог, ничего не подозревая о случившемся, ходил по раю, как сказано, «во время прохлады дня».

Съев яблоко, Адам и Ева неожиданно устыдились своей наготы и, прикрывшись листьями, спрятались среди деревьев.

Божий гнев был страшен, но справедлив. Библия особо подчеркивает именно его справедливость. В основе библейского толкования вины-греха и кары-наказания лежит понятие о нравственном табу. Есть вещи, касающиеся нравственного мира, которые должны быть незыблемы: душа держится ими точно так же, как тело костьми и мышцами. Не будем вдаваться в богословские тонкости, но все же следует признать, что библейский сюжет об Адаме и Еве, безусловно, содержит в себе мысль небесполезную: нравственные устои действительно нужны и, по правде сказать, без нравственных запретов и повелений, или, как говорил Кант, без нравственного императива, и впрямь не обойтись.

Вместе с тем, как ни относиться к господней мере наказания — считать ее справедливой, суровой или мягкой, — мы не можем не испытать к нашим прародителям чувства жалости и сострадания.

Наказание же заключалось в том, что люди, задуманные Богом как существа бессмертные, отныне и навсегда становились на этой прекрасной земле ее временными гостями. Созданные из праха, они, пройдя земной круг, должны были вновь стать прахом. Те легкие и радостные дела, которые доставляли столько счастья Адаму в его саду, что он ни разу не испытал ни усталости, ни скуки, теперь обратились в тяжкий труд. «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3: 19). Жена отныне должна рожать детей в муках.

Но и искуситель-змей не остался без наказания — ему суждено было всю жизнь «ползать на чреве своем».

Но здесь надо добавить несколько слов о втором дереве — оно, как мы помним, стояло неподалеку от райской яблони. В истории наших прародителей дерево жизни тоже сыграло свою роль, правда несравнимо более пассивную и никак не отразившуюся в их тогдашней судьбе.

Широко раскинувшее свою крону на той же цветущей лужайке, где змей-искуситель соблазнил Еву яблоком, оно никогда особо не привлекало ни Адама, ни его жену. Скорее всего, они относились к нему так же, как и ко всему остальному, что цвело и благоухало в их безмятежном саду.

Однако в зеленых листьях дерева таилась неведомая сила: то был эликсир и феномен самой жизни, ее вечно творящая и неиссякаемая энергия — семя и субстанция бытия.

Дерево жизни было способно даровать бессмертие. Адам и Ева до своего грехопадения были и сами как бы подобны дереву жизни: ведь Бог задумал их такими же бессмертными, каким был сам.

После проклятия люди стали существами, обреченными на краткий земной срок, отмеченный к тому же тяжким трудом, болезнями и страданиями.

Дерево жизни отныне стало для них запретным. Ведь по неведению или неразумению они, отведав чудодейственных листьев или просто отдохнув в его животворной тени, могли вновь стать бессмертными. И, следовательно, ничто и никогда уже не смогло бы положить конец их мукам, болезням и страданиям.

Вот почему, изгнав Адама и Еву, Бог, движимый милосердием, поставил «на востоке у сада Едемского» херувима и пламенный меч, обращающийся, как сказано в Библии, во все стороны света.

Дерево жизни, появившееся в начальной книге Библии, было, по сути, прообразом извечной и неутолимой всемирной мечты людей о победе над смертью. Ей суждено будет пройти через всю историю человечества, зажигаясь потаенным огнем в ретортах средневековых химиков, искавших «корень жизни», вспыхивая в утопиях мудрецов и мечтателей, вдохновляя поэтов всех времен и народов.

Легенда о грехопадении наших прародителей всегда имела немало истолкований, вплоть до женоненавистнических: ведь именно Ева, поддавшись коварству змея, отведала запретного плода и угостила им своего мужа. Но, пожалуй, чаще всего видели в этой печальной истории подтверждение мысли об изначальной греховности человеческой природы. Как и многое в Библии, легенда эта, разумеется, символична и потому, действительно, позволяет прочесть себя по-разному. Посмотрите, как мало в ней фигур, как мала «сценическая» площадка, как сжато и драматично действие, но как при этом огромна сила судьбы, воплощенная в образе библейского ветхозаветного Бога. Хотя история лаконична и сюжет ее предельно прост, нагляден и открыто поучителен, но стилистика мелодия, ритм фраз, образность и само наложение красок, все темнеющих и мрачнеющих к финалу, — стилистика удивительно неоднородна и разнообразна. Вначале рассказ о пребывании Адама в раю трогателен и нежен, краски чисты, линии рисунка плавны. Подобно купам деревьев и общей гармонии, разлитой в самом изображении цветущего края с опрокинутой над ним прозрачной полусферой неба, он кажется круглым, и именно таким — круглым — изображали его древние. Но все меняется, как сказано, к концу рассказа: становится грозным язык, громогласной речь, слышны беспощадные проклятия. Счастливые обитатели рая становятся изгнанниками.