Анна Кирьянова - Ведерко мороженого и другие истории о подлинном счастье

совершенно женщину не показывает. Все в быту примерно одинаковы: все ссорятся. Иногда пилят мужа. С его родственниками имеют натянутые отношения. Любят наряды и подарки; обижаются, плачут, ревнуют, про деньги говорят… Мужчина может засомневаться иногда – а правильно ли он женщину выбрал? Может, это не то, что нужно. Может, есть лучше на свете женщины? Я уверена, что жены и невесты декабристов тоже были не ангелами. И с декабристами ссорились по мелочам. Характер показывали. И спрашивали про деньги. Золотую браслетку требовали к именинам… А потом поехали на каторгу с любимыми мужчинами; а как иначе? Все потеряли, жили в чудовищных условиях, но поехали. Хотя сам царь отговаривал. Или немки до прихода к власти нацистов тоже пилили еврейских мужей. Или даже истерики закатывали иногда. Ревновали к свекрови и родственников не очень любили… А потом, когда их мужей забрали и хотели везти в лагерь смерти, пришли и обступили здание полиции. Или гестапо – как у них там это называлось. И молча стояли несколько суток. Не давали вывезти. В них целились, им приказывали уйти – они не уходили. И спасли своих мужей; фашисты побоялись стрелять в чистокровных ариек. Хотя горячо убеждали этих мужей бросить: мол, найдете новых! Или в блокаду жены отдавали мужьям кусочки от своего пайка. Крошечки. И везли обессилевших мужчин на саночках – живых и мертвых. Ведь мертвых надо было по-человечески похоронить; на себе довезти до кладбища… Женщина, если любит, понесет на себе, как в Средние века, – когда город захватили, король-победитель разрешил женщинам уйти и взять с собой самое дорогое. Сколько смогут унести. И женщины вынесли своих мужей, которые после осады сами идти не могли… Но разгадать, какая на самом деле женщина, совершенно невозможно. В быту нас не увидеть по-настоящему. Быт словно мутное стекло – плохо видно душу и любовь. Но каким-то чудом они нас видят. Мужчины иногда видят сердцем. И выбирают сердцем. И мы будем с ними, пока это сердце бьется. А может быть, и потом…

стоял не очень красивый старичок. В старом пуховике и в шапке-ушанке, которой лет сто. Как и старичку, наверное. На ногах у старичка чуни, в одной руке – палка, в другой – уродливые тюльпаны. Такие, знаете, у которых стебель начал извиваться и удлиняться, а цветки облетели и потеряли цвет – они были желтыми. А стали блекло-лимонными и скукожились. Трупы тюльпанов, извините. А из магазина вышла старушка в шали. В сумке – три булки хлеба. Пальто старое, валенки – такая у нас весна. И она старичка увидела и прямо на ступеньках как-то запела от радости. Распевно стала причитать и спускаться побыстрее, держась за перильца. Ставит осторожно ногу, держится, сумку держит и поет ласково и умильно: «Миленький ты мой! Ты пришел меня встречать! Ты дошел сам! Миленький мой, красавчик мой, ты же замерз! Ты меня ждал!»… Это, значит, старичок ее встретил – сам дошел и пришел. Я не знаю, кто он ей. Но знаю, что в деревне не продают цветы. Это глухая деревня совсем. И этот старичок или сам съездил на автобусе за цветами в соседнее село. Или попросил кого-то привезти. Километров шестьдесят надо ехать. Может, цветы вчера купили и привезли, поэтому они такие… Не очень праздничные. Но не в этом дело. Старушка обняла старичка рукой и сумкой с хлебом. А он ее – цветами и палочкой. И они побрели вместе по улице. И вышло яркое солнце. У нас тоже бывает солнце, на Урале и в башкирских степях. Оно всюду светит, где-то больше, где-то меньше. Как любовь, которая тоже светит всюду – и всех согревает. Весна началась…

сожалеть, раскаиваться, снова повторять зарок: никогда не связывайся с неприятными людьми. Не общайся, если это от тебя зависит. И уж тем более – не работай! Никогда! И нет смысла себя уговаривать, дескать, это он просто не подумал. Поэтому так неприятно сказал. Это у нее просто голос такой и манера говорить. Ну, просто человек растерялся и поэтому так себя повел. Он же ничего страшного не сказал и не сделал, ему нужен наш товар или наши услуги, наша работа – надо же работать и товар продавать? Все нормально будет! Не будет. Как только вы пустите неприятного человека в поле своей жизни и работы, вам небо с овчинку покажется. А от вашей спокойной жизни и цветущего сада останется выжженная земля. Неприятный человек заставит вас попрыгать и побегать, поискать оправдания, дать разъяснения, ответить на сотни писем и выслушать обвинения и неудовольствия. Это в лучшем случае. В худшем – будут юридические проблемы и репутационный урон. Не связывайтесь. Придется пережить пару неприятных минут. Вам будут говорить, что вы должны и обязаны помочь, ответить, пустить в дом или в офис. Пока деньги не взяли – ничего не должны. Если взяли – отдайте их немедленно. Хотя неприятности все равно будут. И мы это отлично чувствуем при первом столкновении с неприятным человеком. А потом убеждаем себя, что все нормально, ничего страшного, нам просто надо найти общий язык! И наступаем на грабли, которые миллион раз били нас по лбу. Не связывайтесь. Не пренебрегайте сигналом тревоги. Это упырь, оборотень, токсичный человек, который пришел сожрать вашу жизнь. И за три копейки наживете проблем на этот самый миллион, это проверено. Пока не поздно, надо отказать. Любым способом. И самый это верный признак – чувство тревоги, недоумения, потребность оправдываться, разъяснять, искать компромисс… Лучше сказать «нет».

ничего не брать у незнакомых. Никуда с чужими не ходить. Не верить ни единому слову незнакомца! И все равно трагедии случаются. Есть ужасный способ у маньяков, который действует на самых умных и осторожных детей. Они говорят: «Тебя зовет мама!» – и добавляют, что с мамой что-то случилось. И ведут якобы к маме. Вот этому противостоять ребенку почти невозможно. Это как гипноз действует. Образ мамы – самый сильный, он связан с безопасностью и любовью. Все дети любят маму. И то, что связано с мамой, – мощный императив. Вот об этом надо предупредить. Об этом сказать, на этом заострить внимание. Любые предложения, якобы исходящие от мамы, – самые опасные. «Иди, тебя мама зовет!» – к такому нельзя приучать. Идите и сами позовите своего ребенка. Чтобы потом не случилось беды.

поразили врачей. Она безошибочно указывала на тех пациентов, которые быстро уходили в иной мир, хотя ничего не предвещало такого конца. Не было прямых оснований. И на расспросы санитарка ответила: мол, они ведут себя как-то не так. Ничего не требуют, ничего не просят, всем удовлетворены. И из окна им не дует, и подушка не твердая, и врач все правильно говорит, и кормят нормально. Не скандалят и ни на что не жалуются эти люди. Не проявляют неудовольствия. Им все равно, что повидло, что нечто другое. Отрешенность и буддийское спокойствие. А это плохой признак. Если человек в больнице, он должен живо интересоваться своим состоянием. Настаивать на лечении, просить внимания. Если у человека трудности в жизни – он должен стараться их решить. И улучшить свое положение, обращаясь за помощью. Если из окна дует и лежать неудобно, надо переменить положение. Если суп холодный, надо сказать об этом и попросить подогреть… Пока человек замечает неудобства и совершает усилия, он живет. Это хороший признак. Когда молчит и все принимает – плохой. Ему уже все равно. Он уже наполовину не здесь. Он спит. Так что выражение неудовольствия, требования, просьбы, конфликты – это нормальное течение жизни. Если есть основания, конечно. Активное стремление улучшить свое положение и интерес к собственной участи – хорошие признаки. Это желание бороться. А значит, жить.