Анна Кирьянова - Маленькое счастье. Как жить, чтобы все было хорошо

Близкий человек все слышит.

Не ушами – душой. Муж, жена, любимый или любимая, ребенок, друг настоящий, они отлично слышат, что мы о них говорим другим. Хотя их нет рядом! И вот нужно и можно жаловаться на их поведение или искать совета у врача или другого специалиста – это из любви, от заботы делается. Для их спасения иногда. И в этом случае отношения часто улучшаются, как бы сами собой. И что-то меняется к лучшему. А вот насмехаться и унижать за глаза – не надо. Называть бранными словами, рассказывать с издевкой про недостатки, обсуждать в кругу своих подруг, друзей, родственников, называя «эта идиотка», «этот козел» или еще хлеще – вот это плохо кончится. Не надо близкого делать мишенью острот или чужого осуждения. Отлично люди все чувствуют, хотя их нет рядом. Но подсознательно они все понимают. И отстраняются, утрачивают доверие и любовь. Стоит поругать грубо и глумливо близкого человека за спиной – и он отойдет на шаг. Потом – на два. А потом вообще уйдет – не сразу, но так и случается. Потому что порвутся тонкие невидимые узы любви и доверия – они очень легко рвутся. И одно дело – со специалистом искать выход и принимать решения. Другое – предавать словами того, кого любишь. Он все услышит. Не ушами – душой. И нечему удивляться потом…

Обычай такой есть —

жених должен на руках невесту перенести через порог ЗАГСа. Ну, так было принято. И в бедные годы, в последние советские годы, такая пара стояла рядом с нами: тощенький хлипкий жених в убогом костюмчике, похожем на школьную форму. Носатенький, с чубчиком, красные руки торчат из рукавов. А рядом невеста, выше его на голову, громадная, как, извините, Годзилла. Очень крупная невеста. В фате и в прозрачном платье, под которым явственно видна мужская майка-алкоголичка. И лицо такое угрюмое и усатое. Мощная, огромная девушка. Я понимала, почему у нее угрюмое лицо – всех невест несут через порог на руках. Там целая очередь была тогда! И невесты радостно и заливисто смеются. А родственники в кримпленовых одеждах аплодируют. Изящно, легко, красиво! А ее кто понесет, эту огромную женщину? Самой придется шагать разбитыми сапогами – из-под платья сапоги видны, большие, грубые… И свадебный марш заиграл – их очередь жениться! И этот хлипкий носатенький жених засучил рукава, крякнул, ухнул и взял невесту на руки! Приложил усилие. Он, честно сказать, как-то ее перекинул через плечо. Как мешок. И на полусогнутых ногах, шатаясь и мотаясь из стороны в сторону, перешагнул порог. Перенес ее! Жилистый такой оказался, сильный. И поставил невесту, и поцеловал ее крепко, весь красный и вспотевший. Все аплодировали! И мы тоже – с будущим мужем. А невеста стала красивая, розовая; она счастливо улыбалась во весь рот. И с блаженным восхищением смотрела на жениха. Наверное, они хорошо живут. Я так думаю. Он ее перенес. На руках перенес, потому что это – любовь. А любовь дает силы. И помогает видеть красоту. И приносит счастье и достаток тем, кто способен приложить усилие ради любимого человека. И на руках перенести через порог, неважно, толстого или худого, большого или маленького, здорового или больного, молодого или не очень – любовь на все дает силы. А другим – счастливый пример. От которого тоже появляются силы и желание аплодировать…

«Где были мои глаза?!» —

горестно кричит человек. А уже поздно. Один пожилой актер женился на молоденькой ветреной актрисе – старая как мир история. А жену бросил пожилую. Я читала блокадные дневники этого актера; ужас. Сначала он женой новой восхищался. А потом она стала все съедать сама. А ослабевшего старика ругать и корить. И отбирать у него хлеб, обманывать с крохами продуктов… Он слабеющей рукой вел свои записи в умирающем городе. И писал: «Где были мои глаза?» На месте были. В верхней части лица. И эти глаза обольстились свежестью и молодостью. И влечение в них горело. И страсть. И незачем было думать о страданиях близких или о лишениях; все было хорошо. И много денег и хлеба. Ему говорили, интеллигентно предупреждали, пытались образумить – куда там! Глаза с вожделением смотрели на юную красавицу. А больше ничего он не желал видеть. Человек ведь видит то, что хочет. И слышит то, что хочет. И понимает только то, что способен понять. Нет никакой пелены или слепоты; просто не хочется видеть и слышать. Люди были его глазами. Совесть была его глазами. Разум был его глазами. Но он смотрел только на то, что его привлекало. И что с ним стало – неизвестно, дневники обрывочны. Не стало сил писать дальше. Наверное, он погиб, бедный. В мирной жизни все развивается не так быстро и трагично, но если закрывать глаза и затыкать уши, можно попасть в плохую историю. Если не видеть очевидного – уж больно оно неприятно! – не слушать советов и предупреждений, не мыслить разумно, можно оказаться наедине с проблемой. И некого обвинять. Только горестно повторять: «Где были мои глаза?» Видели глазки, что покупали. Теперь ешьте, хоть повылазьте…

Так грустно сказал кто-то:

«Я по тебе соскучился» означает обычно «ты мне понадобился». Один ждет и надеется. А другой вспоминает о нем, только когда что-то нужно. Или когда скучно. Не по человеку скучаешь, а просто скучно. И надо как-то развеяться, с кем-то провести время. Поболтать о себе. И набирают знакомый номер или пишут: «Привет! Как дела?», хотя до дел нет никакого дела. Просто есть просьба или от скуки уже тошно. А человек ждет, надеется, радуется, что о нем вспомнили. И наивно начинает рассказывать, как дела. А его не слушают и перебивают. Излагают просьбу. Изливают душу. Еще как-то используют. А потом снова забывают надолго. И неважно, с кем так поступают: с ребенком, со взрослым, со старичком. Но вот вспомнят, используют и опять исчезнут. И тот, кого использовали, в кого поиграли, взяли что-то, снова становится ненужным. И в глубине души продолжает ждать и надеяться, что ему позвонят, напишут, придут… И позвонят, конечно. И напишут снова: «Я соскучился!» Так бы и писали: «Ты мне понадобился!» Но это неприлично. И невыгодно. А эти, которые так делают, свою выгоду отлично понимают! Поэтому так и делают…

Человек уходит.

Он полюбил кого-то, так полюбил, как никогда не любил раньше. Ну вот, принял решение и уходит. Это всегда драма, а иногда – трагедия для остающегося. Очень тяжелый момент в жизни. И все можно понять. Все мы люди. Всякое может случиться. И это не подлость, это так сложились обстоятельства. Судьба. Некого винить. Но винят. Знаете, кого винят? Того, от кого уходят. Так часто бывает. Страшно и неприятно принимать ответственность на себя. И уходящий собирает вещи и приговаривает: «Здесь меня никогда не ценили. Здесь надо мной издевались. Я не чувствовал себя счастливым. Меня как раба использовали. Не кормили, не уважали, оскорбляли на каждом шагу. И ты старая, толстая и некрасивая! И женился я на тебе по ошибке. Ты меня на себе женила. И никогда я тебя не любил. Посмотри на себя, кому ты нужна?»… А женщина сначала будет кричать и обвинять, плакать, грозить, может быть, обзываться и тоже что-то припоминать, беспомощно защищаться от этих страшных слов. А потом дверь закроется. Она сядет на диван и замолчит. И страшные прощальные слова навсегда останутся с ней. Ну, или с ним, если этак мужчину бросают. Как же так? Столько лет были вместе. Объятия, поцелуи, дети, совместные прогулки, друзья, болезни, бедность и достаток, кошка вот общая сидит и смотрит в ужасе, вот эта кровать, где вместе спали, ссорились, мирились – а оказывается, не любил. И все подмечал, запоминал. И с отвращением смотрел. И морщился от брезгливости тайно… Уходящий просто хочет оправдаться перед собой, это ясно. Но что делать с этими ужасными словами? Как теперь жить тому, кого бросили, – даже если он это заслужил, состарился, располнел, стал некрасивым и совершал ошибки? Вот этот последний удар – он подлый и беспощадный. Он подлый, а не уход, не разрыв. Надо иметь смелость и благородство даже при разрыве. И уходить, не унижая, не оскорбляя, достойно, приняв ответственность на себя. Потому что жестокий уход и последний удар вряд ли поспособствуют счастливому будущему того, кто так уходит. Успевая плюнуть на прощанье в лицо бывшего близкого человека…