Владимир Долохов - Фейерверк волшебства

Когда Вовка подносил трубку к уху, незыблемое здание ПКМ зашаталось, и он уже на самом деле не знал, ответят ему или нет. Слегка дрогнувшим голосом он сказал:

— Алло.

В трубке стояла полная тишина.

— Алло! — более твердым тоном повторил Тараканов.

Эффект тот же самый. «Возможно, динамик барахлит, или связь с космосом односторонняя», — перегрузился Вовка и добавил вслух:

— Добрый день! Девушка, будьте любезны, примите заказ на деньги. Срочный валютный перевод. Да, вариант любой, но лучше — сами знаете, какой. Телефонному отделу спасибо за оперативную работу. Привет Главному. До связи.

Вовка аккуратно опустил трубку. Взгляд его уперся в огромное лицо Че Гевары с рекламного плаката сотовой связи, бесстрастно взиравшее на разгул буржуазии в российской столице. На фоне красного знамени контрастно выделялись волевые черты лица пламенного революционера, прорисованные черной краской. Товарищ Че выглядел почти так же, как на обложке первого издания пелевинской книги «Generation П», только вместо эмблемы фирмы «Nike» на берете красовалась пятиконечная звездочка. Слоган гласил: «Достойному партизану — достойную связь!!!»

Великолепно, значит, сеанс связи с верхним миром состоялся, и заявка на пополнение Таракановского бюджета принята.

Следующий рекламный слоган, увиденный Вовкой, тоже был в кассу: «Деньги растут».

Возле продуктового магазина стояла старушка-нищенка, у ног которой лежала открытая кошелка с горстью монет. По стыдливому выражению интеллигентного лица и старенькой, но опрятной одежке было видно, что она не алкашка, а едва сводит концы с концами, и ей неудобно просить милостыню.

Вовка вытащил стольник и подал бабульке, в глазах которой отразилась благодарность. «Да не оскудеет рука дающего», — подгрузил он известную картину мира.

Остановившись на перекрестке перед светофором, Тараканов увидел, как с колеса грузовика, проезжавшего рядом, слетела небольшая бумажка и, неторопливо кружась, опустилась к его ботинкам, оказавшись на поверку тысячерублевой купюрой. «Повалили, родимые. А говорят, деньги с неба не падают», — азартно воскликнул Вовка. Стоящий сбоку парень с улыбкой обратился к нему:

— Давай поделим.

— Не могу. Это мне, персональный дар Великого Духа. Он может обидеться, — пояснил Тараканов.

Паренек понимающе кивнул.

Спустившись в метро, Вовка прошел к лавочке в начале платформы и уселся рядом с основательным дедом с густой седой бородой. Голову деда украшала меховая шапка, которую носили минимум десять лет. На нем были подшитые валенки, ватные штаны и выцветший синий плащ, такой древний, что сквозь износившуюся ткань то тут, то там торчали клочки ваты. Старикан неторопливо лузгал семечки, сплевывая шелуху в кулечек из газеты, и внимательно поглядывал по сторонам. У ног его стоял потрепанный объемный портфель коричневого цвета.

Тараканов мысленно поощрил живописного соседа:

— Этот тоже из параллельной вселенной. Чувствуется большая медитативная практика, вон как сосредоточенно семечки грызет. Мастер Щелкайя-йоги.

Придирчиво оглядев Вовку удивительно голубыми глазами, дед встал и чинно пошел вдоль платформы, продолжая грызть семечки и ни разу не оглянувшись на портфель. «Доверяет», — уважительно подумал Тараканов.

Дед вернулся, сел на лавку и, наклонившись, раскрыл портфель, в котором Вовка успел заметить моток провода, несколько отверток и молоток. Заинтригованный манерами и снаряжением чудаковатого попутчика, Тараканов пропустил свой поезд, продолжая наблюдение за дедочком. Тот извлек из недр таинственного портфеля газетный сверток и стал его разворачивать. Внутри оказалась стальная ложка и литровая стеклянная банка, в которой были вареная картошка, соленый огурец и большая котлета.

Дед, не обращая ни на кого внимания, стал вдумчиво кушать, тщательно пережевывая пищу. Вовка просто упивался, наблюдая за стариканом, от которого исходила сила и уверенность: «Подарок судьбы какой-то! Вот так незаметно они и живут среди нас, достигшие нирваны адепты. Пройдешь мимо и не оглянешься».

Опустошив содержимое банки, дедок вытащил из портфеля компактный железный термос и пластмассовую кружку. Громко прихлебывая чай, он развернул и принялся читать засаленную газету, в которую была завернута банка с едой. Увидев заголовок, Вовка с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. Посреди страницы крупными буквами было написано: «Кто тот мужчина, который ходит к Мордюковой?»

Подкатил громыхающий поезд, и Тараканов вспомнил о свидании со знойной Юлькой. Уже входя в вагон, он обернулся к деду, который хитровато посмотрел прямо на Вовку и четко произнес:

— Я тот мужчина!

В вагоне были свободные места (так!), и Вовка уселся напротив старомодно одетого пенсионера, на носу которого были очки в золотой оправе, а в руках — томик Гиляровского «Москва и москвичи». Вовка вспомнил историю, приключившуюся с известным писателем московского быта начала века.

После революции дядю Гиляя не расстреляли и даже разрешили писать. Ехал он как-то в трамвае, газету читал. Вошел пьяненький пролетарий и начал к дяде Гиляю приставать:

— Сидит тут паршивый интеллигент, газету читает. А я, честный трудящийся и гегемон пролетарьята, смену за станком отмантулил, устал как собака, и вот стою тут перед…

Дядя Гиляй поднял голову и тихо так, вежливо, ответил:

— Извини, братец, я никакой не интеллигент, а такое же г…о, как и ты!

У пролетария от такой перезагрузки картины мира в голове что-то заклинило, и он сразу потерял к дяде Гиляю всяческий интерес.

Вдруг Вовка услышал:

— Тут дышать нечем, а он еще газету читает!

Тараканов не поверил своим глазам: рядом стоял настоящий московский «интеллигент», тощий и тщедушный (явно не дядя Гиляй) и нервно препирался с пьяным пролетарием. А тот вошел в раж и никак не мог остановиться:

— Ты такой-то, а мать твоя такая-то…

Вовка отменил скандал и выдал мысленный куш бузотеру, перенеся его на гавайский пляж. Пролетарий лежал под тенью раскидистой пальмы, держа в руке запотевший стакан с пивом. Рядом, на песочке, лежала газетка «Коммерсантъ» (в память дяди Гиляя), с уже очищенной воблочкой и бутылочкой пивка в серебряной чаше со льдом. Здоровенный негр с кольцом в носу обмахивал шефа опахалом из страусиных перьев, а тот, жмуря от удовольствия глазки, потягивал хмельной напиток.

Поддатый хрюндель, только что вопивший на «интеллигента», мирно засопел, завалившись на бок.

Тут в соседнюю дверь вошел здоровенный детина и пробурчал:

— Ннуу я ттебя сделаю, я ттебя сделаю…

Глаза богатыря были налиты кровью, как у быка на корриде, а голова вращалась из стороны в сторону, в поисках жертвы.