Кен Уилбер - Благодать и стойкость: Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Кимам Уилбер

С той поры миновало пятнадцать лет. Все обследования давали хороший результат. И каждый раз вся семья испускала общий вздох облегчения. Каждый раз уровень тревоги чуть-чуть понижался. Мир становился чуть более устойчивым, чуть более надежным. Я почти не беспокоилась о том, что папа делал бы без мамы: они были так близки, что я просто не могла вообразить, что кто-то один из них живет без другого. Мне никогда и в голову не приходило волноваться о том, что было бы, если бы мама умерла от рака. Я тогда слишком мало знала, чтобы беспокоиться о подобных вещах. Мое невежество, по крайней мере, избавило меня от ненужных тревог, ведь и пятнадцать лет спустя она была с нами, чувствовала себя прекрасно и с железной настойчивостью требовала, чтобы я прошла еще один осмотр.

На этот раз это должно было быть мнение онколога, специалиста по раку. Может быть, стоит показаться кому-нибудь в центре Андерсона, посоветовала мама. Все эти годы мои родители принимали активное участие в делах центра Андерсона — они были благодарны за то, что маме оказали такую квалифицированную помощь; кроме того, они были заинтересованы в поддержке онкологических исследований. Не так давно они профинансировали лабораторию, проводившую исследования в области генетики и онкологии.

Но я хотела лететь на Гавайи, а не в Хьюстон. Я позвонила двоюродному брату, который работал гинекологом, и спросила, может ли он порекомендовать какого-нибудь онколога в Сан-Франциско. Он так и сделал, и мы назначили дату осмотра. Мать хотела побольше узнать об этом докторе Питере Ричардсе перед тем, как отправлять меня к нему. Выяснилось, что доктор Ричардс проходил практику в центре Андерсона под руководством хирурга, пятнадцать лет назад оперировавшего мою мать! Это была настоящая удача… В центре Андерсона его тоже всячески рекомендовали. Как нам сказали, доктор Ричардс был у них одним из лучших сотрудников, и они очень хотели, чтобы он остался. Однако доктор Ричардс предпочел вернуться в детскую больницу в Сан-Франциско, где его отец заведовал хирургическим отделением. И это неплохо, решила я. Мне определенно понравилась эта деталь, да и мама была довольна.

Итак, на следующий день я оказалась в кабинете Питера Ричардса. Он мне сразу понравился. Молод, приветлив и явно прекрасный профессионал. В его кабинете я почувствовала себя комфортно, и это было ярким контрастом с кабинетом предыдущего врача, где все было обветшавшим и устаревшим. Он осмотрел уплотнение и обе мои груди и тоже посоветовал удалить узелок. Однако ему не хотелось ждать три недели. Ему казалось, что будет правильно вырезать узелок прямо сейчас. Возможно, нет ничего страшного, уверял он меня, но ему будет спокойнее, если он сделает операцию немедленно.

Возможно, я все еще была под впечатлением от свадьбы, переживала свою влюбленность, предвкушала путешествие на Гавайи. Я совершенно не беспокоилась. Мы назначили лампектомию на следующий день, в четверг, в шестнадцать ноль-ноль, чтобы у лаборатории хватило времени исследовать замороженный участок и представить анализ. Поскольку предстояла однодневная операция с местной анестезией, я решила, что буду в состоянии на следующее утро сдать последний экзамен. А прямо после экзамена мы собирались отправиться на Гавайи.

— А что, если возникнут какие-нибудь осложнения? — осторожно спросил доктор Ричардс.

— Тогда мы не полетим, — ответила я, счастливая в своем неведении. После нескольких недель смутных страхов и опасений, преследовавших меня с тех пор, как было обнаружено уплотнение, я впервые была настроена бодро и решительно и чувствовала, что готова справиться с чем угодно.

Весь вечер и большую часть следующего дня я готовилась к экзамену. Кен не покладая рук работал над окончанием «Квантовых вопросов». Я была настолько уверена в себе, что сказала Кену: ехать со мной в больницу совершенно не обязательно, я не хочу, чтобы он прерывал работу. За долгие годы я привыкла сама решать все свои проблемы, а вот к чему я совсем не привыкла — так это просить кого-либо о помощи. Но Кена шокировала сама мысль о том, что я могу пойти одна. А я втайне почувствовала облегчение от того, что он будет со мной.

По дороге в детскую больницу мы с Трейей говорили о Гавайях. Мы нашли отделение однодневной хирургии и начали заполнять бумаги. Вдруг ни с того ни с сего я стал дергаться и нервничать. Процедура еще даже не начиналась, а я уже чувствовал, что происходит что-то страшное.

Кен нервничает больше, чем я. Я раздеваюсь, накидываю больничный халат, запираю свою одежду, получаю идентификационный браслетик. Надо еще подождать. Молодой доктор-скандинав приходит, чтобы задать несколько вопросов. Он говорит, что будет ассистировать доктору Ричардсу. Его вопросы звучат вполне невинно. Лишь позже я поняла смысл каждого из них.

— Сколько вам было лет, когда у вас начались менструации?

— По-моему, четырнадцать. Чуть позже, чем у всех. (Женщины, у которых менструации начинаются рано, больше подвержены риску рака груди.)

— У вас есть дети?

— Нет, я даже ни разу не беременела. (Женщины, которые к тридцатилетнему возрасту ни разу не рожали, в большей степени подвержены риску заболеть раком груди.)

— У кого-нибудь в вашей семье был рак груди?

— Насколько мне известно — нет. (Почему-то я совершенно забыла — или моя память это блокировала? — что у сестры моей матери за пять лет до этого был рак груди. Ее вылечили. Женщины, у которых в семье болели раком груди, подвержены большему риску.)

— Опухоль болит? Болела когда-нибудь?

— Нет, никогда. (Злокачественные опухоли почти никогда не вызывают болевых ощущений.)

— Какое у вас настроение перед операцией? Если вы волнуетесь или вам страшно, мы можем дать вам успокоительное.

— Нет, это не нужно. Я отлично себя чувствую. (Согласно статистике, те женщины, которые больше всего бояться предстоящей лампектомии, с большей вероятностью не больны раком; те, кто спокоен, с большей вероятностью больны раком.)

— Вы ведь оба вегетарианцы? У меня есть такая теория: я могу определить это по цвету кожи.

— Да, оба вегетарианцы. Я стала вегетарианкой примерно в 1972 году, больше десяти лет назад. (Рацион, включающий животные жиры, — а именно на таком рационе я выросла — провоцирует рак груди.)

Проходит немного времени, и я уже лежу на спине на больничной тележке, и меня везут по коридорам, которые я различаю только по их потолкам.