Робин Шарма - Святой, Серфингист и Директор. Удивительная история о том, как можно жить по велению сердца

— Вернувшись домой, я стану больше внимания обращать на то, чтобы помогать другим, — сообщил я своему наставнику. — Я постараюсь быть более внимательным к своим друзьям и чаще оказываться в нужном месте, когда они нуждаются в помощи. Еще можно выделить определенное время в течение недели для того, чтобы заниматься благотворительной деятельностью. Я постараюсь поддерживать своих близких исполнении их надежд и в их стремлении к постижет высших истин жизни, а не думать в первую очередь зачем мне все эти хлопоты. Да что там, я мог выполнять простейшие акты доброты и любви просто по отношению к незнакомым мне людям на улице. Вот было бы интересно, если бы утром, когда я добираю на работу, я бы взял и заплатил за проезд через платный мост за машину, которая следует за мной. И вполне можно взять чашку кофе для кого-то в том кафе, где я часто бываю. Было бы здорово больше отдавать окружающим меня людям — можно пропустить вперед Другую машину, когда движение на дороге напряженное, да и просто можно быть более приветливым с людьми в течение дня. Теперь я вижу ценность всего этого, Мо.

— Это все — замечательные идеи, особенно — в отношении того, чтобы поддерживать мечты и стремления других и совершать добрые поступки по отношению к незнакомым людям. Я всегда полагал, что великую жизнь можно измерять не годами, а добрыми делами. Но скажу еще и вот что: лучший способ научиться безгранично любить других людей — это научиться безгранично любить себя. Джек, поверь, твоя жизнь станет совсем иной, когда ты овладеешь искусством любви к себе.

— Я и вправду хочу любить себя немного больше, — сказал я. — Так ты говоришь, что нельзя дать настоящую любовь другому, если не научишься по-настоящему любить себя?

— Да, — кивнул Мо. — Любовь к себе — это тот стимул, который движет переменами в твоей личности и помогает стать более любящим по отношению к другим.

— Последнее время я много думал о любви к себе, Мо. Мне казалось, что я люблю себя, но сейчас все больше сознаю, что есть много такого, что я в себе отрицаю. Думаю, во мне слишком много раздражения от всего того, что произошло со мной в жизни. И я только сейчас начинаю это понимать, видеть, как это влияет на любую ситуацию моего общения с другими людьми, на то, как я живу сам с собой.

— Да, и все это нужно пережить. В нас накоплены громадные объемы непрочувствованного нами раздражения, которое мы проецируем на весь окружающий мир, которое окрашивает в свои цвета все наши поступки и чувства. Это даже привлекает в нашу жизнь друг людей, изливающих свое раздражение, поскольку о похожи на нас. Поэтому тебе нужно освободиться раздражения, которое ожесточает твое сердце; затем нужно будет пройти через печаль, которая за этим последует. После этого тебе придется пробраться сквозь страх и сожаление — это следующие слои, облекающие наше сердце. И только тогда ты найдешь то всепрощение, без которого нельзя продвигаться по жизни дальше. Ты ведь уже знаешь, что прощение — это, что необходимо для себя самого, а не для других, так ли?

— Правда?

— Да. Все твои прошлые обиды, которые остаются непрощенными, висят за твоей спиной, тянут назад, не давая продвигаться вперед по дороге твоей жизни. Когда же ты проделаешь эту внутреннюю работу — проберешься сквозь эти обиды, прочувствовав свое раздражение, затем переживешь печаль и, наконец, подойдешь к всепрощению, — ты сбросишь со своих плеч этих жалких мартышек раз и навсегда. Освободившись от громадного груза, ты впустишь в свою жизнь свет, а затем сможешь двигаться вперед и нести миру свет, которым ты являешься. Помни, нельзя сделать следующий шаг, не оторвав ногу от земли, а оставаться в плену своих прошлых обид — это все равно что бояться оторвать ногу от земли. Проникай все глубже и глубже, Джек, освобождайся от своего прошлого. Вскоре ты сможешь стлать следующий шаг, а затем и еще один. А потом наступит день, когда ты доберешься до цели, вернешься дсэмой.

— А путешествие по дороге жизни и есть возвращение домой, — сказал я. — Меня учил этому отец Майк.

— И опять отец Майк прав. Мне еще очень нравятся слова Марка Твена: «Прощение — это аромат, который оставляет фиалка на сапоге, раздавившем ее», — процитировал Мо с улыбкой.

— Какие слова! — воскликнул я с восторгом.

— Понимаешь, Джек, простить — это не значит оправдать нанесенные тебе в прошлом обиды; это значит понять; тот, кто нанес тебе обиду, испытывал какую-то форму страха. Когда я выполняю свою внутреннюю работу в отношении приятия всего того, что причинило мне боль в моей жизни, я часто обращаюсь к Молитве Покоя, в которой говорится: «Господи, дай мне душевный покой, чтобы я мог принять то, чего не могу изменить, мужество — чтобы я мог изменять то, что могу, и мудрость — чтобы всегда отличать одно от другого».

— Это действительно очень высокий уровень жизни, Мо, — иметь способность видеть обидевшего тебя просто как того, кто боится!

— Однако я чувствую, что в этом истина. В любой жизненной ситуации мы находимся либо в состоянии любви…

— …либо в состоянии страха, — перебил я.

— Правильно. Откуда ты знаешь? Снова отец Майк?

— Снова отец Майк, — улыбнулся я.

— Да, он знает, о чем говорит. Если по отношениь к другому человеку, безразлично к кому — своей матери или незнакомцу, — мы поступаем исходя не из любви, тогда мы действуем из нашего страха. Обидевший тебя поступает так, потому что где-то на глубинном уровне чувствует страх.

— Может быть, какой-то пример помог бы мне, Мо. Это довольно сложное утверждение, и я пока не могу с ним как следует освоиться, — признался я, присоединяясь к Мо, который, улегшись на песок, загорал на солнышке.

— Представь, что один из твоих сотрудников украл у тебя приличную сумму денег.

— Такое трудно простить.

— Но он поступил так из-за страха, почему бы не простить его?

— Как это — из-за страха? Он украл мои деньги!

— Человек действует или из чувства любви, или из чувства страха, так? — допытывался Мо. — Страх не обязательно означает страх за личную безопасность.

Это всего лишь один из видов страха. Есть еще множество его форм, которые управляют нами на глубинном уровне. Мы можем бояться, что нас обойдут. Мы боимся казаться глупыми. Мы можем бояться одиночества. Мы боимся, что нас оставят без помощи. Мы можем бояться, что нас предадут.

— Ну и каким же видом страха мог руководствоваться воришка из твоего примера? — спросил я, заинтригованный философией, которую мне предлагали.

— Возможно, это был страх нехватки — может быть, он не осознавал, насколько изобилен наш мир и как свободно его богатства притекают в нашу жизнь, когда мы избавляемся от страха, что чего-то недостаточно. Может быть, в нем глубоко укоренилось убеждение, что он не сможет жить в достатке, если будет тяжело работать и быть честным человеком, — вот он и украл твои деньги. А может быть, он боялся, что его сочтут недостаточно компетентным и уволят. Но ему нужны деньги, чтобы кормить семью, вот он и украл твои деньги. Его поступок совершенно предосудителен, его поведению нельзя потворствовать, но он действовал из страха. Он — на глубинном психологическом уровне — испуган. Станешь ли ты наказывать испуганного ребенка?