Мэтью Сайед - От лучшего к величайшему [Как работают принципы успеха в спорте для достижения жизненных целей]

Но Нетеркотт не просто выдающийся спортсмен. В мире искусственно зауженных горизонтов, особенно среди профессиональных спортсменов, которые сосредотачиваются на достижении результатов до такой степени, что исключают из своей жизни все остальное, Нетеркот разительно отличался. Он был человеком, приверженным спорту, рано расцветшим, испытывавшим себя на пределе возможностей и добивавшимся того, чтобы никакая мелочь не помешала достижению победы. Даже в суровой тренировочной этике гребцов Нетеркотт заслужил репутацию особенно трудолюбивого человека.

И все же его жизнь никогда не ограничивалась только греблей. Когда он покидал гребной клуб, то погружался в другую большую страсть своей жизни – науку. Он был блестящим оксфордским исследователем, получившим премию Gibbs Prize в области философии. «Жизнь – работа не только над телом, но и над разумом, – сказал он мне перед началом Большой гребной регаты Оксфорд – Кембридж 2004 года. – Философия для меня всегда была отдушиной от жесткого мира гребли, и наоборот».

Нетеркотт, конечно, хорошо знал, что такой подход был характерен для Древней Греции. Организаторы первых Олимпийских игр всячески превозносили их победителей – великих атлетов, таких как Милон Кротонский, который был шесть раз увенчан лаврами победителя. О его победах слагались гимны, его мускулатура воспевалась в поэмах.

Но греки признавали также и синергию между телом и разумом человека. Платон, чьи философские взгляды изменили мир, был назван так в ознаменование своих побед в борьбе (его прозвище на греческом означает «широкоплечий»). Его гимназий (спортивный класс) и академия развивали взаимодополняющие, а не взаимоисключающие стороны человека, каждая из которых по-своему ценна.

Трагедия заключается в том, что такое возвышенное и гуманистическое видение физической культуры практически исчезло из современного спорта. В футбольных академиях сама мысль о том, что юные футболисты должны стремиться к успехам в общеобразовательной школе, звучит как святотатство. Для огромного большинства тренеров развитие умственных способностей спортсмена отвлекает его от важнейшей задачи – достижения физического совершенства. Такие подходы можно увидеть и в некоторых олимпийских программах. Стремление к знанию считается чуть ли не формой помешательства. Когда меня пригласили в один из старейших колледжей Оксфордского университета – Баллиол-колледж – изучать философию, политику и экономику, главный тренер национальной сборной Великобритании по настольному теннису предупреждал меня, что университетское образование несовместимо с элитным спортом.

Такая однобокая и ошибочная концепция развития человека все еще продолжает существовать. Нетеркотт утверждал, что спортсмены могут получить пользу и радость от интеллектуальных занятий точно так же, как ученые могут получить пользу от физических упражнений. В этом контексте следует отметить весьма критическое отношение Нетеркотта к Витгенштейну, своему интеллектуальному герою, который утверждал, что никогда не понимал роль спорта в жизни. «Витгенштейн придерживался точки зрения, что спорт по природе своей несколько глуповат, что для меня означает, что этот философ никогда не понимал истинного значения физической активности», – говорил Нетеркотт.

Восхищаясь успехами звезд спорта и поощряя их на дальнейшие усилия в этом направлении, мы оказываем им медвежью услугу. И дело здесь не только в том, что они лишают себя радости учения; они лишают себя и будущих широких возможностей, которые предоставляет разностороннее образование. Сотни профессиональных спортсменов достигают конца своей спортивной карьеры и остаются ни с чем. Они слишком поздно понимают, что замечательный подкрученный удар справа не играет никакой роли на рынке труда.

Известные профессионалы, которые напряженно учатся, часто становятся объектами насмешек и подозрений. Вспоминаю, как надо мной подсмеивались товарищи по команде, когда по пути на барселонскую Олимпиаду в нашем автобусе я читал «Исследование о человеческом познании» Дэвида Юма. Чтение считалось у нас чем-то чуждым и претенциозным. Это представление служит отражением более глубокого антиинтеллектуализма, который ныне доминирует в нашей культуре. Мы с полным основанием превозносим спортсменов, но в то же время чуть ли не игнорируем первопроходцев разума. Почти никто здесь не слышал о Джоне Гёрдоне и Андре Гейме, наших недавних лауреатах Нобелевской премии. Думается, что в культурной жизни Великобритании нет более опасного тренда.

В этом смысле Нетеркотт, безусловно, представляет собой яркий пример спортсмена-интеллектуала. Как и сэр Роджер Баннистер, соединивший выдающиеся открытия в неврологии с блестящей карьерой бегуна, Нетеркотт гармонично сочетал в себе физическое и интеллектуальное совершенство. Как сказал мне однажды Баннистер: «Моя любовь к науке и моя любовь к спорту прошли через мою жизнь рука об руку». И я явственно вижу, как Нетеркотт согласно кивнул бы на это утверждение. Хотя и по-разному, оба этих человека представляют собой наиболее вдохновляющие примеры спортсменов, которые мне только удалось видеть.

Высоко во Французских Альпах, недалеко от Монблана, находится шале, принадлежащее Университетскому колледжу Оксфорда, альма-матер Нетеркотта. Расположенное на головокружительной высоте и окруженное лесом, оно стоит там всего лишь по одной причине: чтобы служить для студентов убежищем для «чтения классики». В кратком рекламном объявлении говорится: «Обычно один день посвящается чтению, а другой – походу по горам. Студенты могут получить двойную пользу от физических упражнений и чтения».

Неудивительно, что Нетеркотт любил это место. Даже после того, как у него обнаружили рак, он регулярно его посещал. В своем последнем письме Дэниелу Круи, своему близкому другу со времен учебы в университете, он писал: «Думаю, что для меня в этом году пребывание там будет нелегким. Но когда поход в горы бывал легким?»

«И разве это не то, что мне когда-то раньше прописали врачи: хорошая порция лечебной физкультуры на чистом и очищающем альпийском воздухе? Я с нетерпением жду поездки, которая станет очередным прекрасным напоминанием о том, что я еще жив (как восхитительно приносить свою благодарность только за это!)… Не могу сейчас думать ни о чем другом, что так поддерживает мой дух и мою душу, как об этих десяти днях, которые ожидают меня там».

Нетеркотт умер всего через несколько месяцев после той последней поездки, несмотря на все старания врачей. Но его друзья и семья, без сомнения, найдут утешение в его способности всегда получать вдохновение в совершенствовании тела и разума. Он прожил красивую жизнь.