Бхагаван Раджниш - Мессия. Том 2

Почему люди так сильно против наготы? Они могут говорить о важных причинах — духовных, моральных и прочих, — но на самом деле суть в том, что в большинстве люди до того уродливы в своей наготе, что не могут стоять нагишом; если же кто-то стоит обнаженным — это вызов. Ваша одежда не только для того, чтобы защитить ваше тело от времен года; она создана еще и так, чтобы ваше тело продолжало выглядеть красиво. Любое общество, которое становится действительно прекрасным, использует все меньше одежд — нет нужды что-то скрывать. Скрывают только уродливую часть.

Странная психология человека, он интересуется теми частями, которые вы скрываете. При виде мусульманской женщины с вуалью на лице все прекращают работать, каждый хочет как-нибудь мельком углядеть — что это за женщина идет мимо? Она может быть уродлива, но вуаль создает иллюзию в умах людей: кто знает, что она прячет под ней?

Всякий раз, когда мусульманин женится, первый вопрос, задаваемый женой своему мужу, таков: перед кем в семье она может убирать свою вуаль. Она не может убрать свою вуаль перед всеми членами семьи — лишь перед несколькими, по велению мужа.

Когда женился Мулла Насреддин, женщина задала тот же вопрос. Он сказал: «Сначала позволь мне увидеть твое лицо, тогда только я смогу решить, перед кем ты должна снимать свою вуаль, а перед кем не должна. Как могу я что-нибудь решить, не видя твоего лица?»

Тут она подняла свою вуаль, и он сказал: «Закрой! Закрой это! Кроме меня, можешь открываться перед кем угодно! Но прости меня: мсти всему миру, я же всего лишь твой несчастный муж — ты совершенно свободна с одним-единственным исключением — это я!»

Не следует быть слишком сильно осведомленным в своих добрых поступках, в противном случае сама эта осведомленность убивает их. Эту историю рассказывают об известном суфийском мистике из Египта, Джуннуне. Бог настолько заинтересовался Джуннуном — так повествует история, — что пришел увидеть его и спросил Джуннуна: «Можешь просить любую власть, и я обещаю, что ты получишь ее».

Джуннун сказал: «Я хочу только одного: везде, где я прохожу, голые деревья должны тотчас же покрыться зелеными листьями и цветами, пересохший колодец должен тотчас же наполниться водой, а бедные люди должны стать богатыми». Так он сказал, и продолжил: «Но есть одно условие: все это должно происходить позади меня, не перед моими глазами. Когда я прохожу, все эти чудеса должны происходить позади меня, чтобы я никогда не узнал, что я делаю, и чтобы никто другой не узнал, кто благословил их. Я хочу оставаться неизвестным.

Если же не можешь устроить такое, тогда дай мне власть творить добро, но я не должен сознавать того, что происходит, и никто не должен знать, что я причина этого. Я должен всегда оставаться в тени».

Я люблю эту историю. Это лишь история, но она несет тот же смысл, что и речь Альмустафы.

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.

9 февраля 1987.

Возлюбленный Мастер,

Некоторые из вас называли меня нелюдимым, опьяненным собственным одиночеством.

И вы говорили: Он держит совет с лесными деревьями, но не с людьми. Одиноко сидит он на вершинах холмов и смотрит на наш город».

Верно то, что я взбирался на холмы и бродил в отдалении.

Как еще было увидеть вас, если не с высоты и не издалека?

Как можно быть воистину близко, не будучи далеко?

А другие из вас звали меня, но безмолвно, и говорили:

«Незнакомец, возлюбивший недостойные выси, почему ты живешь среди вершин, где орлы вьют гнезда?

Почему ищешь ты недосягаемое? Какие бури хотел бы ты поймать в свои сети, и за какими призрачными птицами охотишься в небе?

Приди и будь одним из нас. Спустись, насыть свой голод нашим хлебом и утоли жажду нашим вином».

В одиночестве своих душ говорили они эти слова;

Но будь их одиночество глубже, они бы знали, что я искал лишь секрет вашей радости и вашей боли и охотился лишь за вашей большей сущностью, что странствует в небесах.

Но охотник был и добычей;

Ибо многие стрелы покинули мой лук лишь затем, чтобы вонзиться в мою грудь.

И кто летал, тот и ползал;

Ибо когда я расправлял свои крылья под солнцем, их тень на земле была черепахой.

И я, верующий, предавался сомнению; Ибо часто я влагал перст в свою рану, чтобы более поверить в вас и лучше узнать вас.

И вот с этой верой и знанием я говорю:

Вы не заточены в свои тела, и вас не удержат дома и поля.

Все, что есть вы, обитает над горами и странствует с ветром.

Это не тварь, выползающая на солнце погреться или роющая ходы во тьме, чтобы укрыться от опасности,

Но нечто свободное, дух, который объемлет землю и движется в эфире.

Если эти слова туманны, не пытайтесь прояснить их. Смутно и туманно начало всех вещей, но не конец их.

И я буду рад, если вы будете помнить меня как начало. Жизнь и все живое зарождается в тумане, а не в кристалле.

И кто знает, может, кристалл — это рассеивающийся туман?

Именно так все мистики бывали превратно поняты людьми, которые крепко спят, — людьми, которые не знают себя, зато очень стремятся судить других. Каждый мистик обязательно осуждается массами как одинокий и опьяненный своим собственным одиночеством.

Быть одиноким и быть опьяненным своим собственным одиночеством — вот все, что есть медитация.

Быть в мире, но не быть от него.

Быть с людьми, но не позволить им стать частью вас.

Когда Джуннаид, суфийский мистик, шел на встречу со своим мастером в первый раз, его семья и причитала, и испытывала гордость за сына, уходящего на поиски истины.

Весь город собрался попрощаться с ним и принести ему все свои благословения. Они тоже горевали, что он уходит и, скорее всего, уже не вернется снова; так что их радость и их печаль были смешаны воедино. В их глазах были слезы, но те слезы были не от страдания. Была грусть, но была также и радость.

Очень редко кто-то уходит на поиски истины, посвящая всю свою жизнь этому. Джуннаид, естественно, был их гордостью, их славой. Когда он пришел в лес, мастер поглядел на него и сказал: «Ты можешь войти, но оставь всю толпу снаружи».

Джуннаид оглянулся — потому что он был один, толпы не было. Он оглянулся, не было никого. Он сказал: «Я пришел один. Я оставил толпу далеко, на границе моего селения».

Мастер произнес: «Не оглядывайся назад. Закрой глаза и посмотри внутрь — толпа там!»

Джуннаид закрыл глаза и поразился. Все люди, оставленные им позади, — друзья, мать, отец, братья, соседи — все присутствовали там. Хоть сейчас это и была только память, ум был наполнен памятью толпы, которую он оставил позади. Он открыл глаза и попросил прощения, сказав, что он еще совсем новичок на пути и не понимает его языка: «Вы правы, я не один. Моя голова наполнена толпой, которую я оставил позади».