Бхагаван Раджниш - Мессия. Том 2

И разве время не подобно любви — неделимой и неизмеримой?

Но если в своих мыслях вы должны отмерять время по временам года, пусть каждое из них объемлет все другие.

Он говорит: «Я могу понять ваши затруднения. Возможно, вы не можете подняться к таким высотам или таким глубинам, и вы должны отмерять время. Тогда помните одну вещь... если вы должны отмерять время по временам года, пусть каждое из них объемлет все другие». Он говорит: «Пусть ваше рождение и ваша смерть будут одним и тем же; не разделяйте их».

В тот миг, когда вы рождаетесь, вы начали умирать. Это не так, что после семидесяти лет вы однажды вдруг умираете. До сих пор никто не умирал вдруг: смерть — это процесс, как и жизнь — процесс. А жизнь и смерть — это будто ваши два крыла, они нераздельны.

В тот миг, когда вы родились, вы также начали и умирать. Как растет жизнь, так растет и смерть — одновременно, рука об руку. В тот миг, когда жизнь завершена, смерть тоже завершена. Они входят в мир вместе, они исчезают из мира вместе. Это не две различные вещи.

Пусть каждое из них объемлет все другие.

И да обнимет сегодняшний день: прошедшее — памятью и будущее — страстным влечением!

Если вы должны делить — лучше всего не делить, но если ваш ум не может понять неделимость существования и вы должны делить — тогда, по крайней мере, помните то, что ваш сегодняшний день объемлет: прошедшее — памятью и будущее — страстным влечением!

Пусть в вашем настоящем мгновении будет встреча всего прошлого и всего будущего.

Этот миг, который содержит все прошлое и все будущее, и есть единственная реальность.

Этот настоящий миг и есть время. И это всегда настоящее.

Мне понравился один небольшой эпизод. Жил атеист, великий законодатель, и он всегда любил обсуждать Бога.

Самый легкий объект для разрушения — это Бог: Бог наиболее беззащитная гипотеза. Этот атеист постоянно как-то навязывал дискуссию друзьям или посторонним по вопросу о Боге.

Но это не всегда легко. Кто-то говорит о погоде, кто-то говорит об овощах... Как привнести Бога? Поэтому он придумал средство: прямо за собой на стене он написал большими отчетливыми буквами «GOD IS NOWHERE» (БОГА НЕТ НИГДЕ), чтобы любой пришедший мог увидеть это. А увидев это, человек просто из любопытства мог спросить: «Странно, почему ты написал здесь это предложение; ты не веришь в Бога?» Так что каждому входящему в его гостиную приходилось обсуждать Бога. А у него аргументы были наготове.

Однажды его маленький ребенок, который просто изучал язык и мог произнести небольшие слова, но не мог произнести большие и длинные слова, сидел там на полу, когда пришли два или три человека — посторонние. Они посмотрели на стену, поэтому мальчик тоже посмотрел на стену — впервые, ведь ему было все привычно, он жил в этом доме. А так как он пытался учить язык... Всякий раз как дети пытаются выучить что-то, они пробуют снова и снова уловить это. Поэтому он попробовал сам. Он медленно прочитал: «Бог» — каждый слышал то, что он выговаривал... Но «NOWHERE» (НЕТ НИГДЕ) оказалось слишком большим словом, поэтому он разбил его на два: «GOD IS NOW HERE» (БОГ СЕЙЧАС ЗДЕСЬ).

Даже его отец был ошарашен. Тысячи людей приходили в комнату, но никто не сделал из «NOWHERE» (НИГДЕ) «NOW HERE» (СЕЙЧАС ЗДЕСЬ).

Персидский суфий говорит: «Когда вы не можете понять, то иногда Бог разговаривает с вами через детей». Невозможно спорить с детьми. Теперь вы не возразите ему: «Это не NOW HERE (сейчас здесь), это NOWHERE (нет нигде)». Ребенок стал повторять это снова и снова: «БОГ СЕЙЧАС ЗДЕСЬ».

Той ночью отец не мог уснуть. Снова и снова он слышал голос своего ребенка. Трудно спорить с ним: «Бога не существует». Он попытался, но тот сказал: «Если Его не существует, тогда, как же Он может быть сейчас здесь?»

В первый раз он не заглянул в свою атеистическую философию: «Возможно, ребенок и прав. Я никогда не исследовал, где же Бог. Все мои аргументы только интеллектуальны; у меня нет экзистенциального опыта. Я никогда не медитировал. Я никогда не переживал, что значит быть "сейчас здесь"».

Если вы можете пережить феномен «сейчас здесь», вы пережили нечто, что некоторые люди называли Богом, некоторые называли истиной, некоторые называли любовью, некоторые называли красотой. Неважно как вы называете это.

Но трансформация из «NOWHERE» (НИГДЕ) к «NOW HERE» (СЕЙЧАС ЗДЕСЬ) так безбрежна и несоединима... из негативного утверждения это становится абсолютно позитивным утверждением.

Открытие Альберта Эйнштейна — что время есть четвертое измерение пространства — высказал ребенок, не зная этого: ведь «сейчас» — это время, а «здесь» — пространство.

Там, где «сейчас» и «здесь» соединяются, все сущее доступно вам.

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.

3 февраля 1987.

Возлюбленный Мастер,

И спросил один из старейшин города: «Скажи нам о Добре и Зле».

И он ответил: «О добре в вас могу я говорить, но не о зле.

Ибо, что есть зло, как не добро, терзаемое голодом и жаждой?

Воистину, когда добро терпит голод, оно разыскивает пищу даже в темных пещерах, и когда оно жаждет, то не гнушается и затхлой водой.

Вы добры, когда вы одно с самим собою. Но и когда вы не одно с собою, вы не злы.

Ибо поделенный дом — не прибежище воров; это всего лишь поделенный дом.

И корабль без кормила может бесцельно блуждать среди коварных рифов, но так и не пойти ко дну.

Вы добры, когда стараетесь дать от самих себя. Но вы не злы, когда ищете пользы для себя.

Ибо когда вы рассчитываете извлечь пользу, вы всего лишь корень, что льнет к земле и сосет ее грудь.

Истинно, плод не скажет корню: «Будь таким, как я, — спелым, сочным и вечнодающим от своего изобилия».

Ибо для плодов давать — потребность, как получать — потребность для корня».

Каждое отдельное слово, высказанное Халилем Джебраном, должно быть понятно во всех его значениях. Почему спросили старейшины города? Почему не юноша? Почему не ребенок?

Ребенок так невинен, он не знает различия между добром и злом; потому вопрос и не возникает. Для ребенка нет ничего хорошего и ничего злого. Это по невежеству, но это похоже на окончательное состояние человека, который пробудился... для него тоже нет ни добра, ни зла. Пробужденный возвращается к своему детству снова — но с разницей, с огромной разницей. Ребенок был невежествен; пробужденный действительно невинен. А демаркационная линия между невежеством и невинностью очень тонка.

Иисус сказал Никодиму, профессору иудаизма в Иерусалимском университете: «Пока ты не родишься снова, тебе не понять, что я говорю».