Бхагаван Раджниш - Мессия. Том 2

Такую старую традицию представляет в мире этот архиепископ. Каждый день он читает слова Иисуса, а Иисус говорит: «Любите врагов своих», — а я даже не враг, он готов сжечь друга заживо. Наверное, когда эти люди всё читают и читают, это становится механической привычкой.

В университете, где я был студентом, один из профессоров, мусульманин, был известен как очень религиозная и духовная личность. В том месте было мало студентов, приходящих на его занятия, потому что там говорили на хинди, а он обучал на урду — языке мусульман, — так что он был почти без работы. Целый день, сидя в своем отделении университета, он читал священный Коран. Он был стариком, и время от времени засыпал.

Его отделение было рядом с отделением философии, где занимался я. Проходя мимо его отделения, я заглядывал через окно посмотреть, спал старик или читал — большую часть времени он спал.

Всякий раз, когда я обнаруживал его спящим, я входил и переворачивал Коран вверх ногами.

Первое время я думал, что когда он просыпается, то, конечно, очень сердится: «Кто это сделал?» — но я был изумлен. Я пришел в большое недоумение: наблюдая из своего отделения, я обнаружил, что когда он просыпается, то начинает читать снова. Я не мог поверить в это, но так и было на самом деле: он читал Коран столько раз — всю свою жизнь, — что это стало механической памятью. Неважно было, здесь Коран или нет — он читал бы Коран, даже если бы Корана там не было.

Я не смог сдержать своего любопытства. Я вошел к нему в комнату и сказал: «Ваш Коран вверх ногами, а вы по-прежнему читаете его».

Он протер свои глаза и посмотрел на Коран. Он воскликнул: «Боже мой! Кто это сделал?» Я ответил: «Думаю, это был дьявол — кто еще мог бы побеспокоить вашу религиозность? Но даже дьяволу не удается нарушить ее — вы можете читать... положение Корана значения не имеет».

И мне это удавалось много раз. Я входил, и... Я сделал книгу — маскировкой служил Коран, а сама книга была из газетных вырезок. Когда он засыпал, я подкладывал туда свою книгу, а его Коран возвращал на полку. Когда он просыпался, он принимался читать свой Коран. Он обладал замечательным голосом, — даже в пожилом возрасте его голос был чистым золотом, — а Коран можно петь, даже если вы не понимаете его. Там и понимать особенно нечего, но само произношение тех слов так поэтично, что вы можете наслаждаться и не понимая его, — совсем как музыкой. Вы не должны понимать музыку, но она успокаивающа, приятна.

Однажды он поймал меня на горячем. Когда я подменял книги, он схватил меня. Он сказал: «Это уже слишком. Столько раз я удивлялся... чудно: Коран на полке, а эта ерунда... и я читал это. Я старик; зрение у меня уже не то, поэтому я не могу рассмотреть это, но это не имеет значения; я знаю его и могу повторять даже во сне — моя жена не спит в моей комнате».

«Почему?» — спросил я.

Он сказал: «Ей надоело, и она устала; она говорит: "В любое время ночи ты начинаешь декламировать Коран... крепко уснув''».

Так всегда происходит, если человек повторяет одно и то же целый день. Не имеет значения, бодрствует он или спит. Я сказал: «Не беспокойтесь. Даже в своей могиле вы будете декламировать Коран».

Он сказал: «Не говори этого моей жене; иначе она даже не придет положить на мою могилу пару цветочков».

Но мусульмане и другие считали его очень духовным человеком, он же был очень больным. Это не духовность, это глупость.

Вы вспоминаете Бога, молитву, Коран, Библию, Гиту, только когда вы в нужде. Когда у вас ни в чем нет нужды и жизнь идет гладко, вы совершенно забываете о Боге и молитве. Этот факт просто демонстрирует, что понятие Бога — и связь с ним в молитве — не что иное, как нищенская чаша. Как только вы в нужде и чувствуете беспомощность, но ничего не можете поделать с этим... Может, Бог сделает что-нибудь? Так что ваши молитвы на самом деле молитвы нищего; настоящей молитвы вы никогда и не знали.

Подлинная молитва никогда не бывает у нищего или от любой нужды. Подлинная молитва — это просто благодарение — не какому-нибудь богу, но всему сущему. Все сущее живо. Все трепещет, полное жизни, полное радости. Посмотрите на деревья, посмотрите на горы, посмотрите на звезды, посмотрите на океан. Все они молятся — хоть они и не знают ничего о Боге, хоть они и не произносят никогда ни одного слова молитвы; и дерево танцует в молитве, под ветром, дождем и солнцем.

Это не по необходимости; это благодарение. Это благодарность жизни.

Если и есть какой-нибудь бог, не сотворенный человеком, то это сама жизнь. Все боги — создание человека; они могут быть хорошими и замечательными статуями, но они мертвы, совершенно мертвы. Даже в обыкновенном дереве божественного больше, чем у богов в ваших храмах. Их жизнь, их зелень — это не их собственное творение, это дар самого сущего.

Подлинная молитва — это не что иное, как глубокая благодарность.

Вы не можете высказать это, вы можете только быть этим.

На словах это выглядит странно, потому что о молитве мы всегда думали как о том, что должны говорить, делать. Я говорю вам: вы не можете ни высказать, ни сделать это. Вы можете только быть этим... молитвенностью, простой благодарностью, невыразимой, невысказанной. Сущее понимает язык молчания. В действительности оно понимает только язык молчания.

Вы молитесь, пребывая в горе и нужде; о, если б вы молились также в полноте своей радости и в дни изобилия!

Халиль Джебран говорит, что ваши молитвы пусты — потому что нищенская чаша всегда пуста. Будьте императором! Из вашего изобилия, из вашей радости, из вашей любви, из самой вашей жизни возникает молчаливая связь — вы созвучны существованию, горам, звездам и земле. Внезапно вы обнаружите гармонию, эта гармония и есть молитва. Все ваши храмы фальшивы, все ваши маски пусты, все ваши церкви мертвы.

Лев Толстой, очень значительная и творческая личность, написал небольшую притчу: патриарх всея Руси ежедневно слышал — и все больше и больше досадовал и раздражался, — что по ту сторону озера, за городом, вдруг, откуда ни возьмись, появились трое святых. В Индии никто бы не удивился, потому что святые не нуждаются ни в чьем свидетельстве или позволении — «Я хочу быть святым, сэр. Можно мне?» — но в христианстве само слово «святой»* исходит от «санкции»**. Если главный патриарх не утвердит вас, вы не будете святым; так что это было странно, ведь он никого не утверждал. Откуда взялись эти трое святых? И столько людей ходили коснуться их стоп, что его громадный собор почти опустел.

Однажды он решил, что должен пойти и посмотреть — кто эти люди. Он взял моторную лодку и отправился к небольшому островку на озере. Те трое святых сидели под деревом. Глядя на них, ему не верилось, что они могут быть святыми. Они выглядели необразованными, бескультурными, просто крестьянами, рыбаками, может, садовниками или дровосеками — такого типа, простыми людьми — и поэтому он осмелел... До сих пор он беспокоился: куда это ходят тысячи людей? — каждый день приходили новости... Его беспокоил поход туда, но сейчас он осмелел, поспешил на своей лодке причалить прямо рядом с деревом и спросил: «Вы и есть те трое святых, о которых рассказывают?»