Александр Медведев - Обучение женщиной

Прощание с Эржикой было грустным и тяжелым для нас обоих. Вместе со своими детьми она приехала проводить меня в Хуст, откуда автобус должен был доставить нас с Димой в Ужгород.

Я смотрел из окна на ее наполненные тоской глаза до тех пор, пока автобус не набрал скорость. Мы оставляли позади навсегда потерянный закарпатский рай. В книге моей судьбы перевернулась еще одна страница…

Самые разные женщины привносят свой неповторимый аромат в жизнь мужчины, и, обычно, чем обширнее и разнонаправленнее круг его интересов, тем интереснее и своеобразнее оказываются женщины, встречающиеся на его пути.

Тамара была живым воплощением стихии воздуха. Она, несмотря на свой небольшой рост и хрупкое телосложение, очаровывала с первого взгляда, и хотя женщины подобного типа были не в моем вкусе, я тоже легко поддался ее обаянию. Честно говоря, я даже и не пытался сопротивляться.

Особенностью Тамары было то, что она получала особое сексуальное удовольствие от демонстрации окружающим своих отношений с мужчинами. Эта деталь ее характера была, сама по себе, излишне волнующей и пикантной, да и сама Тамара была уникальной, относясь к достаточно редко встречающемуся типу женщин, не признающих никаких моральных ограничений. Тамарина эксцентричность часто ставила меня в неловкое положение, но поскольку, следуя указаниям Учителя, я должен был на личном опыте изучать женские типы и характеры, Тамара оказалась поистине бесценным объектом исследования.

Трудно описать, что я испытывал, когда в переполненном до отказа кинотеатре ее маленькая юркая ручка расстегивала мне молнию на штанах и начинала ласкать меня самым недвусмысленным образом.

Если бы не мое молчаливое, но упорное сопротивление, она без малейших угрызений совести могла бы раздеть меня догола и заняться любовью прямо в кресле, толкая соседей локтями и коленями.

Наши регулярные совместные посещения кинотеатров оказались исключительно полезными для перестройки моего отношения к сексу, и я научился гораздо быстрее и эффективнее адаптироваться к нетривиальным ситуациям.

Я с интересом наблюдал, как приобретенные с детства установки о границе между пристойным и непристойным яростно сопротивлялись тамариным потугам, порождая в моем сознании острый конфликт, выражавшийся даже в психосоматических реакциях. На фоне борьбы с установками моя слабая плоть воспламенялась все сильнее и сильнее, и, когда непримиримое противоборство убеждений и желаний достигало пика, оргазмические ощущения от этого так и не доводимого до конца сексуального контакта окрашивались в какие-то совершенно уникальные оттенки, не встречавшиеся в отношениях с другими женщинами.

Однажды Тамара чуть не вынудила меня заняться любовью в кинотеатре, благо что он был полупустой, и мы сидели на заднем ряду, вдали от остальных зрителей.

К моему ужасу и стыду, войдя в раж, она стала выражать свои чувства столь громкими и выразительными стонами и криками, что растревоженные зрители, перестав смотреть на экран, все как один повернули головы в нашу сторону. Мне оставался только один выход.

Использовав удушающий прием дзю-до, я передавил моей страстной партнерше сонную артерию вместе с чересчур активными голосовыми связками, и она отключилась, уснув у меня в руках. Сгорая от стыда я за несколько минут до окончания фильма на руках вынес из зала все еще пребывающую в бессознательном состоянии Тамару, объяснив по пути любопытной контролерше, что у моей беременной подруги токсикоз, и ей очень плохо.

Помню, как однажды, когда мы занимались любовью на балконе ее квартиры, в комнату неожиданно вошел ее отец. Из положения, в котором я находился, я не мог его увидеть, но Тамара, прекрасно осведомленная о присутствии папочки, продолжила наши развлечения с новой силой, проводя всевозможные манипуляции с моими половыми органами и доведя нас обоих до крайней степени экстаза.

Отец Тамары был врачом, и, возможно, в силу своей профессии, он более чем кто-либо другой был способен мириться со странными пристрастиями своей дочери.

Хотя я понимал, что столь откровенная жажда демонстрации себя, своего обнаженного тела, своих сексуальных желаний близка к патологии, это меня не волновало. Во всем остальном Тамара проявляла себя вполне нормальной, и ее чересчур вызывающее поведение лишь прибавляло ей дополнительный шарм, хотя я понимал, что более или менее нормального мужчину, не прошедшего, как я, школу даосской любви, ее навязчивые и напористые до непристойности приставания могли бы оттолкнуть, внушив даже чувство близкое к отвращению.

Другим тамариным пунктиком было заниматься любовью в машине, естественно, в присутствии водителя и других пассажиров.

Я спокойно относился к тому, что она приставала ко мне в машине моего товарища, Гоги Месиашвили, того самого, о котором я упоминал в книге «Обучение у воды». В то время в душе Гоги еще не проснулась жажда мессии, и он, сам не страдая от недостатка любвеобильности, возможно в силу горячей грузинской крови, с пониманием относился к нашим манипуляциям на заднем сиденье, получая от этого искреннее удовольствие.

Когда за рулем сидели мои менее раскованные в сексуальном плане друзья, мне приходилось прилагать немало усилий, чтобы руки Тамары не шарили в неподобающих для этого местах.

Одна из совместных поездок с Гогой за рулем и очередной его подружкой на переднем сиденье неожиданно послужила толчком к новой трансформации сексуальных пристрастий моей подружки.

Мы ехали из Симферополя в Алушту. Безоблачное летнее небо внезапно и неожиданно затянули тяжелые серые тучи, и разразился ливень, перешедший в нудный и продолжительный дождь.

Я увидел, как грузовик начал обгонять едущий впереди троллейбус, и вдруг из-за грузовика, как чертик из бутылки, выскочил старенький «ушастый» запорожец и понесся прямо на нас, лоб в лоб.

Гога вывернул руль, чудом избежав лобового столкновения, и удар пришелся слева и сзади. Я схватил Тамару за волосы, толкнув ее на пол между сиденьями и рухнул на нее. Мое сознание зафиксировало, как Гога, отчаянно ругаясь, изо всех сил выворачивает руль, чуть ли не выгибая его от напряжения. Как оказалось впоследствии, пытаясь совладать с машиной, он действительно изогнул рулевую колонку.

Последовал второй удар, но, ожидая его, Гога и его подруга успели наклониться друг к другу, и тоже, фактически, легли на сиденья.

Удар был настолько силен, что я на какие-то мгновения отключился, а, придя в себя, первым делом обратил внимание на чрезвычайно сильный и устойчивый запах экскрементов.

— Это что, кто-то из нас? — отстраненно подумал я, но тут мой нюх, натренированный за годы учебы в институте на сельскохозяйственных практиках, сообщил мне, что запах не слишком напоминает человеческий.