Александр Медведев - Обучение травами

Пару недель назад родители «дылды круглолицей» уехали в отпуск, и ее мать поселила в своей комнате двоюродную сестру, взяв с нее торжественную клятву, что, если я вдруг появлюсь, она не пустит меня на порог или, в крайнем случае, будет неотлучно находиться при сестренке, лишая нас возможности совершить нечто предосудительное и противное нормам морали.

Двоюродная сестра, стервозностью характера во многом напоминающая тетку, с легкостью дала необдуманное обещание неуклонно блюсти Ленину нравственность. Но даже церберы имеют свои слабые пункты, и двоюродная сестренка, неожиданно влюбившись, сама стала приводить в дом хахаля, предаваясь безудержному разврату на широкой постели Леночкиных родителей. Поскольку подобная вольность вполне могла стать предметом для шантажа, церберу пришлось, скрепя сердце, закрыть глаза на наше недостойное поведение.

Дверь мне открыл цербер.

— Лена, это к тебе, — процедила сквозь зубы двоюродная сестренка, окинув меня презрительным взглядом.

Дверь одной из комнат приоткрылась, и оттуда выглянула моя «дылда круглолицая». Цербер, фыркнув, как раздраженная кошка, гордо удалился в родительскую спальню.

Лена выплыла из комнаты, приплясывая от удовольствия. Ее танец был неосознанным и спонтанным, она переминалась с ноги на ногу, и в грациозных движениях ее крупного, по-украински щедрого тела угадывались нетерпение и стеснительность, желание заключить меня в объятия и потребность «насмотреться» на меня, отпечатывая в памяти этот очередной незабвенный момент встречи.

Лена была типичной женщиной земли, [5] Тип личности согласно одной из даосских классификаций, описанной в третьем томе этой серии — «Обучение женщиной». доброй и ласковой, щедрой и домовитой. Любовно приготовленный ею украинский борщ и нежное обращение «родной» навсегда приковали к ней мои чувства, и я до сих пор с огромной теплотой и нежностью вспоминаю о своей «дылде круглолицей».

— Цербер сейчас с хахалем, — хихикнув, сообщила мне Лена, — так что нам никто не помешает.

Она бросилась мне на шею, и бурная оргия страсти, свидетельство моего несомненного растлевающего влияния, началась еще в прихожей.

— Пойдем в ванну, — шепнула мне Лена, снимая с меня куртку.

До ванной мы добирались, не разжимая объятий, раздеваясь на ходу и бросая одежду прямо на пол. Процесс обмывания напоминал скорее страстную любовную сцену, чем мытье под душем, но в конце концов мы вроде бы что-то вымыли, и конец этой затянувшейся процедуры Лена отметила, положив мой пенис себе на ладошку и нежно поцеловав его. Это вызвало во мне волну теплых чувств скорее сентиментального плана, чем сексуального, и я в который раз подумал, что каждая женщина хороша по-своему и ласки каждой из них удивительны и неповторимы.

Утолив первые порывы чувств, мы наконец немного успокоились, и я, воспользовавшись моментом затишья, рассказал Лене о своей проблеме с коленом и попросил помочь мне, выполнив совместно большое дыхание инь.

— Конечно, родной, — с готовностью откликнулась Лена. — Объясни мне только, что я должна делать.

Я потратил несколько минут, объясняя ей суть лечения, и мы перешли к действиям прямо в ванне, обласкивая друг друга и одновременно добиваясь полной синхронизации дыхания. Потом я разгорячил свою возлюбленную упражнением королевского седла, обласкивая бедром ее промежность. Убедившись, что ее возбуждение достигло нужного уровня, я сел на край ванны, встав здоровой ногой на кафельный пол, и усадил ее на больную конечность таким образом, что ее мягкие, влажные и теплые гениталии расположились как раз над поврежденным коленом.

Я синхронизировал наши действия короткими тихими просьбами, и вскоре энергия начала циркулировать вдоль наших тел в точности таким образом, как объяснял мне Учитель. Был момент, когда мне показалось, что наши тела слились в единое целое и живительные токи дыхания ци раскалили мое колено.

Как обычно бывает в подобных случаях, выздоровление пришло внезапно и неожиданно, вызывая трепетный восторг перед таинством неизвестного и в то же время легкую досаду от удивительной простоты происходящего. Момент излечения походил на чмокающе-всасывающий поцелуй нежного вампира. Я почувствовал, как влагалище моей возлюбленной с неодолимой силой втянуло в себя раздражающий стержень болезненной энергии, сам корень болезни. Другая аналогия, пришедшая мне на ум, была связана с тем, как терзаемый жаждой человек высасывает последний глоток молока из большой и тяжелой глиняной кружки.

В момент излечения по телу Лены прокатилась небольшая волна, и она, видимо почувствовав то же, что и я, радостно обернулась ко мне со словами:

— Я ведь сделала это? Я это почувствовала. У меня получилось? Ты выздоровел?

— Да, моя милая, — сказал я, и наши губы встретились.

— Мой Учитель не садюга, мой Учитель не садюга, не садюга он, — повторял я про себя, поднимаясь и снова плюхаясь на землю, перекатываясь и вскакивая, чтобы вновь упасть.

Я страдал на хорошо вытоптанной полянке, скрытой в дебрях крымского леса, окружающего Партизанское водохранилище.

По своей форме упражнение напоминало мне наказание придирчивым сержантом провинившегося солдата, но суть его была совсем иной. Я был уже и без того достаточно вымотан предыдущей интенсивной двухчасовой тренировкой и предвкушал отдых и задушевную беседу с Учителем, когда Ли велел мне падать на землю и вновь подниматься всеми возможными способами, осуществляя в то же время бой с тенью.

Я падал и поднимался по моим прикидкам уже около сорока минут, и по поведению Учителя не было заметно, что в ближайшее время он собирается прекратить эту пытку.

— Ты должен четко определить для себя разницу между работой под принуждением и работой в удовольствие, — объяснил мне однажды Ли в момент, когда я уже не чувствовал в себе сил выполнять очередное изматывающее упражнение. — Ты учишься потому, что процесс обучения доставляет тебе удовольствие, хотя от этого удовольствия иногда и хочется скрежетать зубами. Даосы научились получать наслаждение от предметов, действий и явлений, которые, как правило, не доставляют удовольствия обычному человеку. Одним из подобных действий является самосовершенствование. Слово «самосовершенствование» звучит очень заманчиво для европейского уха, но путь истинного самосовершенствования долог и труден, и мало кому под силу двигаться по этому пути. Чтобы избежать ощущения неудобства или страданий европейцы изобрели способ облегчить себе жизнь, и они начали называть самосовершенствованием некие действия, которые не были слишком трудны или мучительны для них, действия, которые удовлетворяли их жажды деятельности, преодоления препятствий, признания или какие-то иные жажды.