Владимир Ларин - Мир русского знахаря - первые уроки.

Забили святые источники, ожила земля, исцелились люди и животные. Люди такие ключи Теплыми называют.

— Бабушка, а таких ключей много?

Люди рассказывают, что много было, да мало осталось.

Почему?

Теплые ключи тайну имеют, — продолжала бабушка, — как только возьмут из них воду с корыстной целью, так и иссякнет ключ. Кроме того, каждый год такой ключ освящать надо.

Ба, а ключ Бог освящает?

Нет, миленький. Сначала семь страждущих в Святую ночь должны от ключа исцелиться, а потом Господь его и освятит, ведь для спасения жизни он их создал. Говорят, сам Купала из такого ключа родился, оттого его теплым богом зовут… Ну, ладно, хватит сказки рассказывать. Ты, миленький, пару деньков с Федором Ивановичем поживешь, мне уйти надо.

Я с тобой, ба!..

Нельзя тебе со мной, мал еще, — сказала бабушка и стала убирать со стола.

Скоро вернулся и дед Федор. Он принес корзинку грибов, брусники, лесных орехов. "На-ка, внучек, орехов погрызи", — сказал дед, протягивая мне горсть орехов. Их было так много, что не хватило и двух моих рук, чтобы удержать орехи, и половина просыпалась на землю. Я распихал орехи по карманам и подобрал упавшие.

Дед тем временем поставил корзинку на лавочку, подстелил листья лопуха и рассыпал на них бруснику и орехи. Потом пошел умываться. Умывался он медленно, получая огромное удовольствие от этой процедуры. Он тщательно втирал воду в руки, лицо, тело.

Ну вот, теперь пусть ветер и солнышко водицу осушат, потом можно и за дело приниматься, — сказал Федор Иванович и уселся на лавочку.

Уже вернулся, Федя? — Бабушка стояла на крыльце. — Хорошо, а то мне собираться пора. Ты тут мальчонку моего не обижай!

Обидишь его, — фыркнул дед. — Да ты собирайся, Аннушка. Мы уж как-нибудь тут сами справимся.

Бабушка ушла в дом, а дед Федор повернулся ко мне.

— Ну, внучек, пора дело делать, — сказал он. — Возьми-ка орешки и поколи, серединку выбери, потом в ступе разотри да с ягодками смешай. Пускай на солнышке потомятся.

Дед пошел в дом и вынес большую деревянную ступку с пестом, миску, молоток и ножик. Я сел чистить орехи. Расколов несколько штук, я увидел, что орехи были еще неспелые, ядрышко совсем маленькое, а вокруг сочная белая вата.

Федор Иванович, они еще зеленые, — сказал я.

Это для взрослых я Федор Иванович, а для тебя дед Федя, — отозвался он. — А что орешки не поспели, так то и хорошо, как поспеют, их только ребятишкам да бабам щелкать, а сейчас они самую силу имеют. Ты серединку-то ножичком выскабливай да и скорлупки не бросай, тоже в дело пойдут.

Я уже заканчивал чистить орехи, когда бабушка вышла из дома. Она была одета в чистое платье, в руках держала небольшой узелок.

Ну, я пошла, — сказала бабушка. — А ты смотри, Федора Ивановича слушайся, не безобразничай.

Иди, иди, Аннушка, — отозвался дед. — Мы уж тут поладим.

Бабушка ушла. А дед уселся рядом и принялся чистить грибы. Он внимательно следил за моими действиями и поправлял:

— Да ты не толки их, а растирай. И не торопись, лекарство спешки не любит. Растирай медленно, кругами, в одну сторону, чтобы сок дали.

Я растер орехи, выложил в миску и, высыпав туда ягоды, стал перемешивать.

— Вот и хорошо, — сказал дед. — Теперь мы их лопушком накроем и на солнышко поставим, пусть потомятся.

Он накрыл миску лопухом и поставил на пенек, на солнце.

Деда Федь, а что это за лекарство будет, от чего?

Много от чего, — ответил дед, — а сейчас, внучек, пойдем, за водицей сходим.

Он уже закончил чистить грибы, обтер лавку и аккуратно собрал ореховые скорлупки. Дед взял два большущих деревянных ведра, и мы пошли за водой. Проходя мимо колодца, расположенного сразу за домом, я спросил:

Деда Федя, куда мы идем? Вот ведь колодец!

Колодец хороший, — ответил дед. — посуду помыть, скотину напоить, а себе мы водицу из Теплого ключа принесем. Она и силу добавит, и тело очистит, и хворь прогонит.

Далеко до ключа?

Нет, недалеко, километра полтора будет.

Я удивился. Полтора километра! Еще в доме я переставлял пустые ведра, которые едва смог поднять — такие они были тяжелые. Дед же нес их легко, играючи, как будто не замечая тяжести.

Деда Федя, а у нас на даче ведра маленькие, железные. Да и у бабушки маленькие берестяные ведерки…

Нельзя, внучек, святую воду в железе держать, осквернится. А в берестяном ведерке много не принесешь.

Мы вышли на маленькую полянку, поросшую сочной зеленой травой. С краю полянки находился пригорок с растущей на нем рябиной.

Ну, вот и пришли. Давай, внучек, посидим тут под рябинкой. Место тут хорошее, и воздух живой, — сказал дед, усаживаясь на пригорок.

Деда, а где Теплый ключ?

Скоро увидишь, да ты посиди, непоседа. Лес послушай. Лес, он торопыг не любит.

Я сел рядом. Привычным жестом погладил верхушки трав и стал шепотом с ними говорить. Травинки обвивали пальцы, ласкались и тихонечко щекотали ладонь. Воздух в этом месте действительно был замечательный. Живой, чистый, прохладный. Он, казалось, сам лился внутрь, успокаивал и снимал жар знойного дня.

Как здесь хорошо! — невольно вырвалось у меня.

Да, хорошее место, — согласился дед, который все это время внимательно за мной наблюдал. — Рябинки его стерегут, воду кажут.

Бабушка рассказывала, что есть люди, которые ивовой рогулькой воду ищут, — сказал я.

Ивушка всегда к воде тянется, — согласился дед. — Но она любую воду показывает, а рябинка — только чистую или святую. Смотря когда ветвь взята. Рябинка вообще святое дерево, его всякая нечисть чурается.

Бабушка говорит, что ты всякой нечисти наразвел, ступить некуда!

Это она шутит! — засмеялся дед. — Ты, внучек, с моим Серым уже познакомился, разве он похож на нечисть?

Не похож, — сознался я.

Вот и я говорю, непохож. Лесовик — он существо чистое.

Так Серый — лесовик?

Лесовик, кто же еще? Разве бабушка тебе не рассказывала?

Нет, про Серого не рассказывала, она про лесного духа говорила.

Так Серый и есть лесной дух, и не он один. Много их у меня.

Я задумался:

— Деда Федя, а нечисть, она какая?

Дед еще больше развеселился:

— Ну уж не такая, как Серый! Да и нет у меня здесь нечисти. А коли доведется — покажу.

Дед Федор оказался очень веселым, разговорчивым человеком. Чувствовалось, что ему не хватало общения и теперь, найдя во мне благодарного слушателя, он с удовольствием рассказывал о лесе, деревьях, лесных духах и многом другом.

— Отдохнули, — сказал дед, — теперь можно и водицы набрать.

Он отошел на несколько шагов, опустился на колени, наклонил голову и что-то забормотал. Я тут же подобрался поближе, стал слушать.

— Землица теплая, землица-матушка, терпишь ты нас, неразумных, на теле своем, прощаешь всю боль, все зло, что мы тебе причиняем. Защищаешь и исцеляешь детей своих неразумных, кормишь и поишь…