Геше Роуч - Как работает йога. Исцеление и самоисцеление с помощью йога-сутры

Мой ученик нервно грыз ногти, не отрывая глаз от бумажных куч, громоздившихся вокруг стола.

— Нам надо кое о чём поговорить, — вздохнул наконец он.

— В следующий раз, — отрезала я, указывая на середину комнаты.

Настало время заняться позами. Комендант снова вздохнул. Откуда-то снаружи послышалось хихиканье.

Это было замечательное время. Все вокруг поправлялись — телесно и духовно. Часто можно было слышать, как пристав и караульный оживлённо беседовали в боковой комнате, обсуждая свои уроки с комендантом и то, что подслушали под дверью. У моего ученика обнаружился настоящий талант к преподаванию, и наш уютный мирок сильно от этого выиграл. Ребятишки Бузуку обожали йогу. Им сразу пришлась по вкусу идея, что любая поза совершенна, если выполняющий её старается изо всех сил, тем более, что тихий сын пристава служил непревзойдённым примером для подражания. Он тоже стал отличным учителем, и мощные семена, полученные в результате их занятий, буквально на глазах преображали его лицо и ногу.

Недоволен был один Бузуку. Мальчиков было слишком много для моей камеры, поэтому мы обычно открывали дверь с мнимым засовом и размещали часть из них снаружи. Время от времени мы с Вечным тоже выходили, чтобы поправить позу или лизнуть руку для ободрения. Позу, конечно же, поправляла я. Бузуку с его властным характером никак не мог остаться в стороне — в конце концов, это были его мальчики, — он стоял весь урок, прижавшись к решётке, и давал всевозможные указания.

Однако всех учеников он видеть не мог, в то время, как в указаниях и советах, по его мнению, нуждались больше всего как раз те, кто оставался внутри камеры. В конце концов, он стал просить, чтобы его засов распилили так же, как и мой, на что я резонно ответила, что по таким вопросам следует обращаться к приставу. Назревал скандал.

Однажды после занятия пристав сидел у меня вместе с сыном.

Остальные мальчики уже ушли. Куда? Я часто спрашивала себя об этом.

— Рави! Господин пристав! — раздался вдруг голос из-за стены.

— Начинается… — вздохнул пристав.

— Господин пристав! Рави, мой добрый друг, послушайте меня. Я тут самый старший заключённый, неужели же я не могу рассчитывать на небольшую привилегию, которую, кстати, уже получили те, кто моложе меня?

Пристав закатил глаза.

— Похоже, он имеет в виду вас с собачкой, — шепнул он. Аджит улыбнулся, ласково почесывая Вечного за ухом.

— А во-вторых, — и я должен заметить, что госпожа Пятница, наш эксперт по йоге, вполне разделяет мою точку зрения — я непременно должен пользоваться свободой передвижения во время уроков, чтобы делиться с мальчиками собственным весьма значительным запасом знаний. Поэтому…

— Короче, Бузуку — снова вздохнул пристав. — Говори уже, чего хочешь.

— Рави, ты должен мне тоже распилить засов!

Пристав нахмурился.

— Не знаю, не знаю, Бузуку. Должна же у нас оставаться хоть какая-то видимость тюрьмы. Что подумают посетители? Что скажет комендант? А что, если — Боже упаси — сюда явится с проверкой сам министр?

— Министр! — хмыкнул Бузуку. — Я с ним сам разберусь.

— Ну, конечно, — устало проговорил пристав.

— Так значит, нет?

— Не знаю, мне надо подумать.

— Я так и знал, что ты откажешь.

— Я этого не сказал.

— Я знал, что ты откажешь, и знал, что у тебя не хватит духу прямо сказать «нет»!

— Я не говорю «нет» просто потому, что не хочу!

— Значит, отказываешь.

— Нет!

— Только что отказал! — Нет!

— Ну вот, уже два раза. Нет и нет — сколько будет?

— Нет! То есть, да! Слушай, Бузуку…

— Не хочу! Я знал, что ты откажешь, и заранее решил, что сделаю! Ты ещё пожалеешь!

Послышалась какая-то возня, пыхтение, а потом жалобный стон.

— Бузуку! Бузуку! — озабоченно воскликнул пристав. — Что ты там вытворяешь?

— Я тебе покажу! — раздался сдавленный хрип. — Ты горько пожалеешь!

— Он застонал ещё громче.

— Бузуку! — загремел пристав, вскакивая на ноги. — Прекрати сейчас же!

— Я говорил тебе, Рави! Я предупреждал! Посмотрим, как ты теперь будешь спать по ночам! Имей в виду: я делаю стойку на голове без поддержки, и буду так стоять, пока… — Снова раздался стон. — … прошу прощения, у меня голова уже раздулась, как арбуз — пока она не взорвётся, или…

— Или что, Бузуку?

— Или ты… О-о! Какая боль! Или ты не распилишь мне засов… О-о! О-о!

Я взглянула на пристава.

— Господин, он… ему и в самом деле рано выполнять эту позу.

Я даже не успела показать ему, как её делать правильно. Он может повредить себе что-нибудь.

Раздался новый стон, а за ним — ряд странных звуков, будто что-то лопалось. Не выдержав, пристав кинулся наружу и застыл как вкопанный возле соседней камеры. Мы выбежали вслед за ним и тоже застыли на месте. Бузуку сидел на полу лицом к перегородке и громко стонал, надув щёки и нажимая на них двумя указательными пальцами.

— Бузуку! — в гневе заорал пристав. — Так вот что у тебя называется стойкой на голове!

Тот смущённо повернулся к нам.

— Э-э… вообще-то… — Он глубокомысленно почесал затылок. — Вообще-то я пока выполняю… э-э… подготовительную позу для стойки на голове.

— Он виновато потупился. — Так что, Рави, выходит… засов останется как есть?

— Да! Да! — прорычал пристав. — То есть, нет!

Едва я успела начать следующий урок, как комендант поднял руку.

— Погоди, — сказал он, потом повернулся и взял ближайшую стопку бумаг. — Это мои рапорты… министру, — пояснил он, скривившись. — Все липовые, одна показуха. — Он задумчиво потупился, барабаня пальцами по пыльной бумаге. — Я скажу тебе, Пятница, всё, что думаю, и любой, кто читал эту книгу — самую первую и самую великую книгу о йоге, — подумал бы то же самое. Если вещи никогда не бывают сами по себе, а всё, что мы видим, исходит от нас благодаря семенам, которые мы сами закладываем своими поступками, словами и мыслями, то каждый, кто воспринял эти идеи и кому не всё равно, что с ним произойдёт в будущем, должен подумать о зёрнах, которые уже заложены, о своих ошибках, о том, какое зло причинил другим людям. Я думаю о приставе, о его сыне, о своей ежедневной работе… Столько лжи, столько воровства… И мне очень хотелось бы узнать, есть ли способ уничтожить или хотя бы остановить эти злые семена, которые ждут своего часа и каждый день увеличиваются, удваиваются, утраиваются… а потом прорастут и сделают наше будущее невыносимым — потому что если такого способа нет, то нет и надежды, ни для одного из обычных людей, таких, как я… Я кивнула. Пора было отвечать.

— Думаю, вы правы. Нам стоит поговорить об этом сегодня, а потом перейдём к двум оставшимся формам владения собой.