Прохор Озорнин - На Крыльях Надежды. Проза

Издалека его благоуханием кажется смрадом, а огни иллюминаций - огнем пожаров.

Из него практически никто не возвращался. А немногие вернувшиеся уже не были людьми.

О нем сказано так много ... но все это не увеличивает число паломников в него.

Он никогда не умирал - именно поэтому он не ведает, что такое смерть.

Он был рожден задолго до человека.

Вспомнит ли тот о нем?

23.12.2009

Тьма. Свет. Тьма. Свет.

Бесконечный, нескончаемый поток чередований. И не было видно его окончания, и не найти теперь уже было его начала.

Тьма. Свет. Тьма. Свет.

Были мгновения, когда сознание практически полностью отказывало - а на его место приходили липкие, скользкие, пугающие своей безысходностью минуты сумасшествия. Так невыносимо сильно в эти мгновения хотелось покончить с собой - покончить разом, махом, одним последним, финальным финишным рывком, ни на секунду не жалея о сделанном выборе, - потому что только в нем и оставалась единственная, последняя, горькая капля свободы...

К сожалению, это было невозможно.

А значит снова будут невыразимо унылые и бесполезные дни - а вместе с ними и бредовые, кошмарные, полные боли и невысказанных тревог бессонные ночи.

И не было видно этому окончания, и не найти теперь уже было точки начала.

Временами, впрочем, становилось лучше. Как будто паутина, окружившая и опутавшая мозг, заковавшая разум, наконец-то давала трещину. Как будто кто-то, видимо в насмешку, решал потешиться над этим существом, вновь давая на краткий миг ощутить недоступные теперь чудесные здоровые мгновения жизни, - а потом в один миг безжалостно забирал их вновь.

Так было один-два дня в месяц - но и это было несказанным блаженством. Потому что дальше будет только хуже. Потому что хуже этого проклятия не могло быть ничего.

И не найти теперь уже было точки начала.

В те короткие дни, когда разум прояснялся, когда тень сумасшествия отступала прочь, испуганная солнечными лучами, - в те короткие дни надежда возрождалась. Хотелось верить, что вот таким, здоровым, он будет теперь всегда, что канут в небытие его тревоги, что наконец-то исчезнет страх, что он, как птица феникс, быть может вновь сможет возродиться вместе с его надеждой...

Но после наступления ночи эти надежды умирали безвозвратно, вновь и вновь.

Рождение. Смерть. Рождение. Смерть.

Кто знает, что ждет тебя впереди? Кто возьмется предсказать?

Разницы не было.

Жизнь здесь или смерть там ... какая, в сущности, могла быть разница, если жизнь стала подобна смерти, если вера сгорела в пожаре безумия, если надежды рассыпались в прах?

И приходилось молить смерть, чтобы она не замедлила. Чтобы она наконец пришла после этих долгих трех лет живосмерти.

* * *

Однако, похоже, сегодня ему вновь решили дать поиграть с его надеждой. Или решили поиграться сами - что, в сущности, одно и то же. Его брат пришел навестить его - и теперь он медленно, в сопровождении двух врачей шествовал среди длинных коридоров на встречу с ним.

“И тягостно-грустно, и некому руку подать

В минуты Души непогоды.

Надеяться? Верить? Другим и себе помогать?

А толку-то? Нам не уйти от невзгоды” - всплыли из глубины сознания чьи-то стихи.

По крайней мере ему уйти не удалось. Как и сотням другим в этом здании, впрочем.

Надежда умирает последней, мучаясь в агонии...Для кого-то она уже умерла. И разницы - не было.

Для него же в этот день она еле-светлым лучиком вновь блеснула на горизонте - лишь только для того, чтобы завтра умереть вновь.

Когда он вышел на улицу, его брат сразу же подошел к нему. Обнял, похлопал по плечу, попытался приободрить. Они начали беседовать.

Брат спрашивал о том, как он себя чувствует, достаточно ли хорошо заботятся о нем врачи, пытался приободрить, утешить... как будто это теперь могло хоть что-то изменить, теперь - когда разницы не было.

Они, впрочем, разговорились. Брат не был у него около месяца - и теперь ему несмотря ни на что было приятно слышать и слушать его, жизнерадостного и веселого...каким он был и сам когда-то невыразимо, нескончаемо давно. Разум по какой-то невероятной прихоти судьбы сегодня был вновь ясен, и беседу можно было продолжить достаточно долго - несколько часов ...конечно, если бы в этом был хоть какой-то смысл. Впрочем, все равно это было приятно, и в какое-то мгновение радость даже вновь постучалась в дверь его Души.

- Прости меня, что я по-другому не могу помочь тебе теперь. Я надеюсь, ты понимаешь. Я не могу понять, за что ты так был наказан - не вижу в этом логики. Временами, когда я засыпаю и вспоминаю тебя, я кляну и ругаю жестокого Бога, допускающего подобную ... бесчеловечность. Черт возьми, я не вижу логики! Я смотрю на наш мир все пристальней и внимательней ... и ты знаешь, мне начинает казаться, что все мы давным-давно сошли с ума, давным-давно стали нездоровы. И многие гораздо менее здоровы, чем ты... многие гораздо более ... нечеловечны.

И если в этом есть хоть какая-то логика, то, черт возьми, где же она?! Почему же по-настоящему сумасшедших, вынашивающих и лелеющих планы по уничтожению себе подобных - почему их Бог милует, почему наказывает других? Почему всегда не тех, кого действительно надо? Ты знаешь, сколько я не бился над этой загадкой, сколько не вопрошал его, надеясь на ответ, - все бесполезно. Иногда мне кажется, что мы брошены им на произвол судьбы давным-давно. Произвол судьбы ... ведь любопытное словосочетание, верно? Прости меня...правда, прости...я делаю все что могу..

- ... И все же не вини Бога. Кто знает, может быть это действительно оказалось необходимым ... бросить нас ... бросить, чтобы ... чтобы мы сами потом ... нашли его? Я не знаю... не знаю...похоже я наконец начинаю понимать, что я действительно ничего не знаю, что мои знания - это прах, и ушли они так же быстро, как и появились...И ты знаешь...я думал об этом...думал ночами, когда ум был готов верно служить мне ... мне кажется, что это даже к лучшему. Да, да, не удивляйся - все к лучшему. Теперь у меня гораздо меньше забот ... гораздо меньше тревог. Я перестал бежать сам не зная куда, я перестал расталкивать бегущих рядом со мной в стороны... я перестал ценить столько вещей, которые другие считают единственной подлинной ценностью... и начал вместо них ценить другие. И я даже почти перестал считать это несправедливостью.

Скорее, наверное, уроком, хоть и очень тяжелым.

Это так прекрасно... так удивительно прекрасно - сидеть сейчас здесь, в саду, слушать шум листвы и пение птиц ... беседовать с тобой, вновь пришедшим навестить меня ... и ни о чем, ни о чем, ни о чем уже больше не переживать ... у меня на это просто не осталось времени. У меня осталось время лишь на красоту моего и твоего - нашего - мира. Я наконец-то смог понять и почувствовать это ... наконец-то смог...