Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Очищение. Том.2. Душа

Но уж если создавать портрет этого большого русского философа, то надо привести слова его современников. В 1869 году, помещая его статьи в юбилейный сборник Киевской духовной Академии, некто, скрывшийся под инициалами Д. П., писал об Авсеневе, что тот, поступив в 1836 году на кафедру психологии, «поставил себе задачею — поднять довольно низко стоявший уровень преподавания ее в Академии до высоты современного ему состояния этой науки в Европе, а вместе с тем сообщить преподаванию ее такое направление, которое бы, удовлетворяя общим научным требованиям, в то же время вполне соответствовало высоким целям и духу академического образования» (Д. П. Библиографическая, с. 3).

После этого он предпринимает обширный штурм всего, что было написано о душе в мире. Начав с современной ему Германской, Английской и Французской психологии, он очень скоро стал ее великолепным знатоком. Однако, этого ему показалось мало. «Не удовольствовавшись однако изучением психологической литературы нового времени, он перешел затем к изучению творений, относящихся к учению о душе, древних писателей классического и христианского мира, причем с особенным вниманием останавливался на учении о душе человеческой святых Отцов Церкви и, простираясь таким образом далее и далее, к самым первым начаткам науки о душе человеческой, старался, насколько то позволяли ему научные средства, проникнуть даже в первобытную, мифическую мудрость древних восточных народов» (Там же, с. 4).

Из этого уже становится ясно, как основательно было то, что сделал для науки о душе Авсенев. Но есть еще одна черта, которую обязательно надо учитывать при его чтении. Каким-то образом научный подход дал ему основательность, но не сломал, не заставил служить рационализму и бездушию под именем «объективности». Авсенев сохранил свое сердце открытым, и я особенно ценю это свойство, потому что «объективные» построения лучше брать у тех, кто посвятил им жизнь. У человека духовного поиска хочется учиться чему-то иному, что умеет только он.

«Но читая и изучая многочисленные и многоразличные сочинения древних и новых писателей, более или менее близко относящиеся к предмету его науки, профессор Авсенев, отнюдь, однако же не относился ко всем им с одинаковым, так сказать, беспристрастием; это, как говорится, чисто объективное, совершенно бесстрастное и холодное отношение ума к предмету его изучения, при котором ясный и ничем не волнуемый ум имеет в виду понять одну только голую действительность предлежащего его взору предмета, тщательно стараясь (посредством критики) очистить свои представления и суждения от всякой примеси чувствований, — было вообще не в духе профессора Авсенева.

…в душе его особенно сильно развита была та внутреннейшая, глубочайшая, задушевная сторона духа, которая известна под именем силы чувствований или сердца (а в сердце его особенно сильно возбуждены и развиты были высшие чувствования духа к бесконечному и прекрасному, чувствования религиозные и эстетические, в многоразличных формах и видоизменениях их).

В силу высокого и, можно сказать, преобладающего развития в нем этой стороны духа и ум его, во всех своих важнейших отправлениях, действовал большею частью под сильным влиянием его сердца: под влиянием сердечных чувствований он составлял и понятия, сводя многоразличие данных представлений какого-либо предмета к единству того представления или признака, который особенно сильно подействовал на его чувство; чувствованиями же сердца он руководился большей частью и при образовании суждений, оценивая предметы по качеству тех чувствований, какие они возбуждали в нем» (Там же, с. 5–6).

Если бы о сердце заговорил поэт, то мы бы все могли судить о том, стоит ли доверять его суждениям и в какой мере или по отношению к чему стоит. Но здесь о сердце говорит человек религиозного пути, который особенно ценил и любил из работ отцов Церкви труды о душе Макария Египетского и Исаака Сирина — одних из самых мистичных христианских писателей. Я склонен усомниться в своей способности понимать и отнесусь с предельным вниманием ко всему, что говорят о Сердце люди, создавшие понятие сердечной молитвы. Поэтому для меня это качество религиозной философии Авсенева является очень ценным.

Что же представляла из себя наука о душе Петра Семеновича Авсенева.

Мне оказались доступны только три его работы. «Введение в психологию», «Психология» в 2 частях, и «История души», составленная из трех частей: «Видоизменения личности человека», «Безличные состояния души», «Естественное развитие и жизнь души». Чтобы дать краткое представление об этом сочинении, скажу, что в него входило как большое исследование понятия «личность», так и рассказы о сне, сомнамбулизме, душевных болезнях, магических способностях души, ясновидении.

Но начну с «Введения в психологию»,где даются исходные понятия.

Надо сразу отметить, самое первое основание всей психологии для Авсенева — это самопознание. Правда, самопознание его мне не нравится, поскольку теоретично.

«1. Происхождение психологии.

Когда человек, следуя врожденному стремлению к божественной истине, исходит ищущим разумом в разнообразие вещей видимого мира, то с течением времени все внешние вещи и явления препровождают и сосредоточивают его внимание отвне внутрь, к нему самому.

Тогда, встречаясь внутри себя с собою, он спрашивает самого себя: что яесмъ?» (Авсенев. Введение, с. 1).

А далее, во втором же рассуждении он, единственный из всех философов, определенно увязывает познание себя с познанием себя как души. В сущности, все последующее рассуждение есть пример философии самопознания. Я говорю именно о философии самопознания, потому что здесь проступает чисто философский подход, качественно отличающийся от прикладного.

«2. Предмет и наименование ее.

Останавливая взор свой на себе, человек скоро отличает то, что в нем самом составляет его существо, от бытия, привходящего к нему, как от низшего, именно — своего тела и природы, так и от высшего — Божественного, коего присутствие и влияние он испытывает в себе, — и это существо называет душою.

Далее, в этом своем я человек отличает постоянноеи общее ему с другими людьми, — то, что принадлежит ему, как человеку, от случайных и частных свойств и действий, принадлежащих ему как известному лицу,по его темпераменту, полу, возрасту, званию, отношениям, — и только первое, чисто человеческое поставляет себе предметом исследования» (Там же, с. 1–2).

Нет, человек не делает предметом исследования в себе нечто «чисто человеческое», так делает философ, которого не интересует человек, а нужно которому создать науку о человеке как таковом. Прикладник исследует себя таким, каков он есть, и при таком подходе тебе все одинаково ценно. Но для философа ценно общечеловеческое, и значит, Авсенев не был прикладником самопознания. Он был одним из первых учителей в России, учивших познанию человека.