Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Очищение. Том.2. Душа

Вот это определение, которое, на мой взгляд, убирает наибольшее число противоречий в христианском учении о душе, и вызвало к жизни спор, ставший шумным событием в православной жизни середины девятнадцатого века.

«Слово о человеке» завершало жизнь святого Игнатия Брянчанинова. Однако в этом сочинении он лишь повторил мысли, которые высказал еще в 1857 году в «Слове о смерти» и, очевидно, еще раньше в «Слове очувственном и о духовном видении духов».

Опубликованное в 1863 году «Слово о смерти»вызвало бурные споры, поэтому на нем стоило бы остановиться подробнее. Но я приведу из него лишь пару рассуждений, чтобы показать, что Игнатий был всегда верен себе. Я опущу так же многочисленные свидетельства Писания и отцов Церкви, которые он приводит, чтобы доказать, что не сам придумал что-то про душу, а следует в этом учителям. Я выберу лишь то, что дает понять, как он эту душу видел.

Почти в самом начале сочинения Игнатий проводит довольно очевидное рассуждение:

«Уже то самое, что для душ человеческих предназначено одно место жительства, одинаковое наслаждение и одинаковая казнь с ангелами, служит указанием, что души — существа по всему подобные ангелам» (Игнатий. Слово о смерти, с. 115–116).

Здесь он всего лишь излагает догмат о равноангельской природе души и, значит, неуязвим с точки зрения богословия.

Далее он приводит рассказ о том, как Христос являлся апостолам в теле, которое воскресил после казни, и рассуждает по поводу слов Христа «дух плоти и костей не имеет»:

«Здесь не сказано, что дух не имеет никакого вида. Мало этого, предоставлено признавать, что духи, то есть ангелы и души, имеют вид; сказано только, что они не имеют плоти и костей…» (Там же, с. 117).

А затем излагает взгляды на духов и душу Макария Великого, из которых и исходил всегда в собственных представлениях о душе.

«Святой Макарий Великий говорит, что ангелы имеют образ и вид, так как и душа имеет свой образ и вид, и что этот образ, наружный вид как ангела, так и души, есть образ и вид внешнего человека в его теле.

Тот же угодник Божий научает, что ангелы и души, хотя и очень тонки по существу своему, однако, при всей тонкости своей суть тела. Они — тела тонкие, эфирные, так как, напротив, наши земные тела очень вещественны и грубы. Грубое человеческое тело служит одеждою для тонкого тела — души. На глаза, уши, руки, ноги, принадлежащие душе, надеты подобные члены тела» (Там же).

Мне лично очень не нравится использование нашими святителями слова «эфирное», которое явно заимствовано из науки или оккультизма. Но, похоже, они не нашли ему замены в русском языке. Использовал его, как вы помните, и противник Игнатия Феофан Затворник. Но прежде чем перейти к рассказу о споре, приведу одно поразительное наблюдение, достигнутое христианскими аскетами путем долгих и упорных упражнений. Видеть то, что описывают они, не доводилось ни обычным людям, ни ученым, поскольку требует очень определенной и сложной работы над собой. Поэтому его обязательно надо сохранить в науке о душе.

«Когда душа разлучается с телом посредством смерти, она совлекает его, как бы одежды. Святой Макарий говорит, что совершеннейшие из христиан, очищенные и просвещенные Святым Духом, видят образ души, но такого совершенства и видения достигают между святыми весьма редкие.

Этот великий отец утверждает, что у молящихся молитвою Духа душа во время молитвы иногда выходит из тела особенным, непостижимым действием Святого Духа.

И в тот век, в который процветал в пустыне египетского Скита Великий Макарий, в век высокого подвижничества монашеского, весьма редкие между святыми иноками сподоблялись видеть образ души; тем реже они ныне. Но и ныне они встречаются, по великой милости Божией и по неложному обетованию Господа Иисуса пребывать с верньши учениками Своими до скончания века» (Там же, с. 117–118).

Эти последние слова Игнатия я рассматриваю как его личное свидетельство. Будучи человеком христиански скромным, он не мог прямо заявить, что достиг такого совершенства, что начал видеть души. И его слова можно понять так, что он лишь знает о тех людях, кто их видит. В примечаниях он действительно называет имена тех, кого знал. Но я думаю, он и начал писать свои исследования души после того, как обрел способность её видеть. И возможно, он видел как раз свою душу, как это описывает Макарий Великий.

«По личному свидетельству такого избранника Божия, внезапно узревшего душу свою при обильнейшем благодатном действии молитвы, исшедшею из тела и стоящею на воздухе, она — эфирное, весьма тонкое, летучее тело, имеющее весь вид нашего грубого тела, все его члены, даже волосы, его характер лица— словом, полное сходство с ним.

Не только силы ума и сердца были при душе, но при ней были и все органы чувств: зрения, слуха и осязания — при ней была вся жизнь, а тело оставалось на стуле, как мертвое, как скинутая одежда, доколе, по мановению Божию, не возвратилась в него душа так же непостижимо, как непостижимо вышла из него» (Там же).

Описание это несколько странное и требует изучения. Создается впечатление, что сначала описывающий видит душу из тела стоящей перед ним и рассматривает ее. А потом словно бы осознает себя в душе и уже рассматривает тело. Я не в состоянии провести это исследование, и поэтому просто оставляю свидетельство Игнатия как штрих к понятию «душа» и перехожу к спору.

После публикации «Слова о смерти» в 1863 году, в журнале «Странник» появились возражения. Кто был их автор, я не знаю, но Игнатий вынужден был защищать свое мнение о душе и написал «Прибавление к "Слову о смерти"». Внем он разбирает мнения современных западных мистиков, вроде Кардека, Пьерара и Бержье. Кто-то из них, как Алан Кардек (1804–1869), основатель Парижского общества спиритов, до сих пор переиздается и читается. Кто-то ушел в безвестность. Но было время, когда про того же Кардека говорили, что его сочинения составляют конкуренцию теософии.

Игнатий разбирает их взгляды на душу и духов, естественно, разбивает от лица православия и под видом этой битвы за христианство продолжает утверждать свои взгляды на природу души. Довольно скоро и эта «уловка» будет разоблачена бдительным Феофаном Затворником. Более того, основной смысл его возражений был настолько жестким, что спор этот вполне мог обернуться травлей будущего святого, потому что Феофан применил против него отточенные приемы манипулирования общественным мнением.

Ссылаясь на то, что доказываемое им самим мнение утверждено самыми расхожими церковными учебниками и катехизисами, он заявляет: