Бонни Шауб - Тропою Данте

Нэнси уже обращалась к врачам, которые исключили гормональные изменения из-за раннего климакса, но не нашли никаких иных физиологических причин тревоги. Ей прописали лекарства, каждое из которых вроде бы помогало на две-три недели, но рано или поздно беспокойство возвращалось. По словам Нэнси, ее единственным желанием было снова почувствовать себя «нормальной», стать прежней, но ничего не помогало.

На первом сеансе, описывая свое беспокойство, Нэнси внезапно почувствовала, как оно снова возникло у нее в груди. Она сказала, что ненавидит это ощущение и ее угнетает мысль о том, что нечто ей неподвластное отнимает у нее жизнь.

Мы попросили ее закрыть глаза и сосредоточиться на этом ощущении. Затем через некоторое время попросили перевести ощущение в воображаемую картинку. Как бы мог выглядеть ее страх? Она сразу же увидела картинку разбитого сердца, сердца, расколотого надвое, и мы предложили ей спросить это разбитое сердце, что ему нужно для исцеления, и открыться тому ответу, который она увидит или услышит в своем сознании или почувствует в своем теле. Нэнси рассказала, что она увидела детей, цветы, солнечный свет, — и потом сказала: «невинность».

Когда мы попросили ее подумать о том, что для нее значит слово «невинность», она немедленно ответила, что в процессе жизни потеряла всякую наивность и теперь воспринимает жизнь как нечто жестокое и отвратительное, а ее сердце разбито по трем причинам: она осознала, что жизнь проходит и она стареет: она испытывает сладостно-горькое чувство к своему сыну, который живет далеко от дома; и она не может больше выносить алчность, ложь и ограниченность, с которыми ежедневно сталкивается в своей профессиональной деятельности.

А потом присовокупила еще четвертую причину — разочарование тем, кем она стала в противоположность тому, кем бы могла быть. Не то чтобы она хотела быть кем-то конкретно — врачом, адвокатом, писателем или же лидером в какой-нибудь области. Скорее дело в том, что она, прожив почти пятьдесят лет, никогда на самом деле не понимала, чего хочет от жизни. В ее жизни было много хорошего, и она благодарна за это, но обычно ей бывает тягостно: она не достигла чего-то важного, и время для воплощения мечты, которую она даже не смогла осознать, истекает.

Дантов Странник, как и Нэнси, потерялся, «земную жизнь пройдя до половины», то есть там, где с каждым из нас должны начаться некие изменения, — как раз в середине жизни. Именно поэтому Странник не может выбраться из сложной ситуации, просто карабкаясь к свету по склону холма; ему прежде приходится спуститься за своим проводником «другой дорогой», дорогой в Ад, где он обнаруживает причины собственных страданий. Если бы Странник не спустился в Ад и не получил там знаний, он был бы обречен повторять один и тот же паттерн страдания и натыкаться на одни и те же преграды на пути к «свету».

Данте изображает Ад как гигантскую экспозицию людей, которые по разным причинам вынуждены страдать из-за самих себя или из-за других. В контексте итальянской католической культуры XIV века эти причины страданий назывались «грехами» — намерениями или поступками, отлучающими нас от Бога. В наше время мы не говорим о «грехах», но что-то, как это ни называй, определенно мешало Нэнси жить в гармонии с собой и с миром; что-то вынуждало ее жить в аду непредсказуемой, выводящей из равновесия тревоги. Наш учитель Роберто Ассаджоли, судя по его записям, задумался об этом, когда сравнил страдания своих пациентов со страданиями в Дантовом Аду.

Современной параллелью экскурсии по Аду, совершаемой в поисках этих причин, является психотерапевтический процесс, при котором пациент вместе с терапевтом возвращается в свое детство, пытаясь найти, что породило нынешние страдания. Большинство методов психотерапии, не учитывая духовный аспект человеческой личности, сводят все терапевтическое путешествие к тому, чтобы настойчиво сосредотачивать внимание на этой преисподней. Однако Юнг, Ассаджоли и последователи гуманистической и трансперсональной терапии открыли подход к человеческой природе, включающий путешествие к созидательным и духовным возможностям пациента. Таким образом они дают нам нечто иное, нежели предлагавшаяся их предшественниками антирелигиозная психология или антипсихологическая религия, а именно — терапию, основанную на холистическом взгляде на человеческую природу, взгляде, который тесно связывает наш мрак и наш свет. То есть они, следуя Данте, рассматривают Ад, Чистилище и Рай как единую картину нашей природы.

Нэнси обратилась к психотерапии, находясь в аду, и ей требовались те же заверения, которые получил Странник перед тем, как смог решиться на путешествие в преисподнюю. Ей нужно было понимать, что в ее распоряжении есть мощные позитивные силы, а в будущем ее ждут, наравне с великой борьбой, и великие блага. Если подобные хорошие вести услышите вы, скорее всего вам захочется в них поверить, но ничто так не убеждает, как личный опыт. Понимая это, мы направили Нэнси через расслабляющее упражнение, которое привело ее к разуму мудрости, к ее Беатриче.

Порой слишком сильная тревога может сковать наш разум до такой степени искажения, что мы становимся неспособны участвовать в тестировании, говорить публично, пройти собеседование, возражать начальнику, танцевать на вечеринке, ездить на лифте, находиться среди большого скопления народа, летать на самолетах, смотреть с большой высоты или даже представлять себе что-либо новое. С большой вероятностью страх Нэнси мог бы помешать ей расслабиться и получить пользу от упражнения, которое мы сейчас опишем, но в действительности она легко добралась до своего разума мудрости.

Сначала ее попросили закрыть глаза и удобно расположиться в мягком кресле. Затем, чтобы она смогла сосредоточиться, ей велели сперва перенести внимание на левый глаз и отметить его ощущения, а затем на правый глаз. Наконец ее подвели к сосредоточению внимания на пространстве между бровями.

Потом ее попросили нарисовать в воображении образ мудреца или просто умного человека. Она увидела некий образ, который описала как тибетского монаха, плывущего по воздуху над тесниной в горах, а затем обнаружила образ себя, пригвожденной страхом к стене на тесном скальном выступе. Предполагалось, что она спросит образ мудреца о своих страхах и сообщит полученный ответ, каким бы он ни был. Когда она спросила, монах жестом позвал ее покинуть выступ и присоединиться к нему в воздухе. Однако в ответ она посмотрела в бездну ущелья и еще отчаяннее прижалась к стене. Монах позвал снова, но она не сдвинулась с места.