Прохор Озорнин - На Крыльях Надежды : Проза. Избранное

Я все еще не мог оправиться от удивления, смущения, растерянности ... именно тогда это сомнение вновь шевельнулось во мне.

- Я посмотрю до конца твою рукопись ... сын мой - и скажу тебе мое решение через десять дней. Но не рассчитывай, что я дам тебе возможность ее распространить после существенной ... доработки ... да и, возможно, распространить вообще. Кроме того, мы проведем дознание с твоим ... гхм ... учителем, да и с тобой, думаю, тоже, - и он холодно воззрился на меня. - А пока ступай с миром, ... сын мой, - преосвятейшество вновь овладел собой. - Ступай с миром.

В растерянности, в смущении я вышел из храма. Это был, воистину, день печалей.

Выходя из церкви, я заметил, как к какому-то моему брату, только что вышедшему из церкви, подошел кханджи - так называли плененных людей-изгоев, коих теперь становилось все больше и больше с тех пор, как два года назад наша Святая империя начала Священную Войну. Мы относились к ним с великой ... милостью ... некоторым из них разрешали жить в городах, только вот жить им было, по-видимому, очень тяжело - однако в выступлениях Патриарха никогда не поднималась эта тема.

Этот кханджи подошел к этому моему духовному брату и стал, по-видимому, что-то просить. Тогда, не долго думая, этот человек, на лице которого некогда была сиятельная улыбка, пнул его ногой так сильно, что кханджи отлетел в сторону, кубарем покатившись по лестницам ...

Все это я уже видел, когда флайнер - один из видов транспорта, изобретенных приближенными нашего Наместника, работающий на энергии солнечного светила, - увозил меня прочь. И я ничего уже не мог поделать ...

Боль, огромная боль всколыхнулась в моей душе тогда, - сочувствие к этому маленькому выброшенному, отброшенному, отопнутому! - брату заполнило сердце ...

Именно тот момент породил эти мучительные и нестерпимые сомнения во мне.

* * *

У меня было десять дней до того, как мне снова придется встретиться с его преосвященством Алексием II по вопросу моей рукописи - и я не хотел их терять.

Боль, громадная неописуемая словами боль, - она рвала и крошила мое сердце. Я не понимал - я не мог понять! - как, как мои братья могут быть такими ... такими ... бесчеловечными. Как они могут быть такими жестокими - как? почему? за что?

Вся благодать ушла, осталась только боль. А за ней пришли сомнения.

Я и раньше слышал про Священную Войну - про великую войну, про праведную войну. Помню, как Патриарх выступал перед всеми, как возвышенно он говорил о том, с какими недочеловеками, не верящими в Отца, нам приходится бороться, с какими убийцами ... с какими грешниками. Он говорил, что, убивая их тело, мы спасаем их Души ... тогда я верил в это - я не мог не верить моему Патриарху! - а теперь ... после случая с этим кханджи ... я засомневался.

Час за часом, день за днем сомнение росло - я уже не мог спать, я метался ночью в каком-то кошмарном бреду. Мне виделись сотни этих кханджи - мне виделись легионы облаченных в белую одежду святых братьев, убивающих их одним ударом с криками “За Патриарха!”, тут же осеняющих их знаком креста - и идущих все дальше, дальше, дальше ...

И тогда я просыпался, не в силах больше видеть это. И тогда я размышлял.

Через десять дней я вновь пришел к его преосвященству - и никакого восторга в моих глазах не было. В его глазах, впрочем, тоже.

- Мы нашли твоего ... учителя, сын мой, - и его преосвященство в который уже раз поперхнулся. - И просмотрели до конца твою рукопись. А теперь слушай наше решение! - и он торжественно поднял руку. За распространение ложных сведений, за попытки отвести детей нашего Патриарха с пути истинного, за попытки привести их в лоно Антихриста, - человек по имени Хрис приговаривается к заключению в катакомбы Собора Патриарха навечно, вплоть то того дня, когда Антихрист придет за ним дабы забрать его черную Душу! Приговор подписан самим Высочайшим Патриархом и обжалованию не подлежит!

Я обомлел. Хрис, мой учитель, давший мне столь много в той духовной школе - он приговорен к заключению! Никогда, никогда, никогда я еще не слышал ни об одном случае подобного заключения ... а теперь ... при мне ... прямо на моих глазах ... как это возможно?!

- Вывести грешника! - раздался голос преосвятейшества.

И тогда они - несколько мускулистых человек в белых рясах - вывели его. Я не узнал его - я бы не узнал его, встреться мы вновь при других обстоятельствах - он совсем не был похож на образ того Хриса, который я помнил с детских лет. Он ужасно постарел и еле волочил ноги, так что четырем помощникам приходилось очень сильно подталкивать его - на лице его была видна кровь. “Пытки?“ - мелькнула у меня мысль.

- Учитель, Хрис! - я закричал изо всех сил, стараясь перекрыть шум непонятно откуда взявшегося ветра.

Он обернулся. На искромсанных высохших губах его появилась слабая улыбка.

- Петр, сынок мой, ты ли это? Они тоже поймали тебя, да? Прости меня, сынок ... прости ... я должен был предвидеть, что это произойдет.

- Учитель, но почему?! Почему все так произошло? Неужели все то, что нам говорили - все это ложь?!

Было видно, что Крис вновь улыбнулся своими не слушающимися губами.

- А вот теперь, сынок, ты и пробудился, - ответил он, - и в это же мгновение рев нахлынувшего ветра заглушил все прочие звуки.

Я видел, как четверо людей уволокли моего учителя куда-то за здание, - я хотел было ринуться ему на помощь, но меня тут же схватили трое таких же людей в рясах.

- Не дергайся, браток, - улыбнулся один из них.

Когда через несколько секунд передо мной вновь появилось его преосвятейшество - я уже не был удивлен.

- А тебя, сын мой ... тебя мы вынуждены будем отправить на ... чистку, дабы твой разум вновь стал святым и никакой бес не закрался в него! - и он улыбнулся. - Взять его! За Патриарха!

Весь мой мир в одно мгновение рухнул. Все, чему я верил, все, на что я надеялся - все стало ничем. Все было напрасно. Когда мои ... братья ... схватили меня - я не сопротивлялся. Это было уже ни к чему.

“Да будет на все воля Божья”, - успел подумать я, прежде чем увесистая деревянная дубинка одного из белых братьев опустилась на мою голову ...

26.05.2005

Грязь. Слякоть. Сырость. Запах тления. Капающая с потолка вода.

Здесь всегда было так. Никто не собирался ремонтировать этот подвал, а жильцам дома это было не важно, совсем - неважно. Им были не важны и не нужны и они, не нужны - практически никому.

Только единицы помогали им, откликались на их просьбы ... совсем-совсем простые - просьбы, совсем не сложные для этих обеспеченных жильцов. Подать немного денег - сколько смогут, сколько не жалко. Дать хоть небольшой кусок хлеба - ведь они умирали с голоду.

Практически никто не помогал. Помогали - единицы.