Прохор Озорнин - На Крыльях Надежды : Проза. Избранное

- А как же Твой Сын? Ведь о Тебе Он говорил в свое время и Твоем возвращении ...

- Он тоже со мной. Второй мой Сын, - ответил Голос. - Вы слишком много позволили себе сделать с Ним в прошлый раз. Больше этого не повторится.

- Как здорово, что Ты все-таки с нами! - внезапный крик радости вырвался из груди Ивана.

- Ищущий да найдет. Идущий да придет. Прими же надежду - и передай ее другим! Мое время грядет! - невидимый Голос залил все громадное лучащееся светом помещение и проникал, казалось, в саму сердцевину человеческой Души.

- Да, Создатель! Я расскажу им о Тебе! Спасибо Тебе!

Сияющий поток света охватил и окутал Ивана. Он, этот Свет Бога, исходил, казалось, отовсюду - он шел изнутри и сиял вовне. Сияющий поток окутал его в одно мгновение - и ...

“Спаситель! Только у нас! Только для вас!” - ошарашенно прочел Иван красно-сияющие буквы на вывеске какого-то стриптиз клуба.

Калитки больше не было. Шанс был использован. Иной мир вновь жадно протянул к нему свои руки.

- Да, Создатель, я расскажу всем этим спящим о Твоем времени, - твердо решил Иван. - Важнее этого сейчас нет больше ничего.

22.10.2010

- Да, док? Что у вас?

- Новенький. Наши ребята подхватили из ночлежки.

- Униженный и оскорбленный, так сказать?

- Вроде как. Бродил, распевал песни. Под нос свои бредни еще шептал, пока везли то его сюда - думал, поди, что и не слышим вовсе, - ан нет, слышали хренотень его всю, как есть слышали! Ну-с, куда определять то будем, а? Горяченький еще - свеже-схваченный, так сказать.

- А что именно за бредни то хоть? Опять что-нибудь про Конец Света, поди? Ныне у нас этих доморощенных Нострадамусов в наших палатах уже итак навалом.

- Ну ... не совсем про то ... вроде как. Вы знаете, док, я особо-то не прислушивался к его всяческой ахинее - здоровым оставаться, знаете ли, стремлюсь. Но кое-что все же услышал.

- Любопытненько-парнокопытненько! Давайте, валяйте-оголяйте, что ли, правду-матку!

- Ну ... в общем ... говорил он, прежде всего, о том, что вроде как давно он уже здесь живет.

- В ночлежке то той?

- Да нет, в том то и дело-с! На Земле давно живет! Что он, якобы, вроде как почти бессмертен, что ли. Что вновь пришел ко всем нам, так как был позван.

- Позван? Интересно, кем? Уж не своим больным ли воображением, хм?

- Не знаю, кем - он не отвечал. Ну, вот, значит, был позван-с, и не один причем, а вместе с другими - ну, вроде как братьями, или что-то типа того. Призванниками, так сказать. Что они все пришли помочь нам проснуться, потому что время уже близко.

- Время, говорите? Что за время то? Не половина ль двенадцатого уже у нас на часах время, ха-ха?

- Да нет, время вроде как предназначенное, предначертанное.

- А проснуться - это как? Мы с вами вроде итак как не спим, или я уже чего-то не понимаю в этой нашей с вами жизни, м-м-м?

- А леший его знает! Он еще говорил, что мы спим с открытыми глазами, и что таковым, ну ... вроде как туго придется, когда придет это самое время. Что время не будет ждать тех, кто не готов проснуться.

- Любопытненько!

- Москитненько! Блин, док, вы дальше слушайте, чего он вещал то! Говорил он еще, что вспомнил себя, ну, или что ему помогли вспомнить. Что раньше орудовал мечом в боях праведных, а ныне железный меч на меч невидимый словесный заменил, еще острее тьму сердец человеческих разящий. Что он по крупицам собирает жемчужины своих прошлых путей, в грязи мира разбросанные и позабытые ... что-то там про дежавю еще говорил. Что ищет свою семью ... подлинную, настоящую семью, близких по Духу. Что пробудился частично, что желает уже, наконец, окончательно раскрыть полузакрытые вроде как глаза. Что у него много имен и нет одновременно. Что он рождался, умирал и забывал, рождался, умирал и вновь забывал ...

- Амнезия-с?

- Еще под конец говорил, что мир очень скоро изменится ... сильно изменится. Что многие даже не успеют осознать ... осознают - но поздно ... вся грязь всплывет на поверхность и станет видна в приглушенном свете ... что мы должны любить друг друга, ценить жизнь, верить ... я там, знаете, особо не слушал уже потом.

- Ну, правильно-с, что не слушали. Чего их, чокнутых, то слушать! Чтоб здоровыми остаться, надо меньше ...

- Издеваться! Док, вы не дослушали! Он потом, значит, ко мне подошел - ну, когда его уже в машине везли мы с ребятами сюда ... спокойно так подошел, сел, взглянул в глаза ... Док, вы бы видели, что у него было в глазах ... такая смесь грусти и вместе с тем какой-то внутренней радости, умиротворенности что ли, это просто не передать - я в них чуть не утонул в тот миг этот первый, док! А потом он мне в глаза смотреть начал и у меня - слово даю! - вот прямо мурашки по спине побежали как будто - он как будто Душу мою читать как книгу открытую начал, понимаете? Вот прямо такое ощущение и было! А потом еще взял - да и начал рассказывать все о жизни моей, и судьбе, и доле - и что меня гложет, и почему я таким стал, какой я есть ныне, и что пусть я и маленький человек, но и мне роль своя хорошая предназначена ... все рассказал! Я ж даже сказать ничего не мог в тот миг просто от изумления - смотрю в его глаза эти грустные, и рот открытым держу как псих последний!

- Дак вы, коллега, психов то больше слушайте, авось и слюнка то у вас из ротика еще побежит! Ладно, хватит. В шестую палату его определите, рядом со вторым Наполеоном. Там ему самое место - и самое время.

- Время ... да, хм ... самое время.

- Ну, а документы то у него хоть были с собой? Как мне прикажете его записать то по документам у нас?

- А вы знаете, док, что самое странное ..., - и говоривший грустно взглянул на своего ментора, - не было у него документов ... и он ведь так и просил называть себя – Безымянным ...

01.11.2010

Когда же это было?

Иногда мне кажется, что все это произошло какие-то минуты назад, хотя с тех пор миновали долгие двадцать лет.

Это не сказка - нет. Это история моей жизни, ее удивительная и незабываемая часть, ее путеводная сверкающая звезда. Начало моего нового пути в мире. Если хотите - солнечное перерождение.

Наша память всегда запечатлевает для нас самые запоминающиеся и удивительные моменты. И сейчас, спустя двадцать лет, я крайне отчетливо помню тот ярчайший почти что месяц. Они, те дни, как на ладони раскрываются передо мной - когда бы я ни пожелал, память повторяет их для меня в ярчайших подробностях - каждый день из нескольких десятков. Иногда мне даже кажется, что какая-то особая память хранит те события ...

Они остались в моем сердце - те дни.

Сейчас я снова вспоминаю эти мгновения, и слезы катятся по моим щекам. Это слезы грусти и слезы радости, друзья мои.

Каждый день и каждый час - как на ладони ...

* * *