Люк Рейнхард - Трансформация

– Какая у тебя поза, выражение лица?

– Я свернулась, колени у подбородка… я хочу защитить ребенка. Я плачу.

– Хорошо. Какие отношения или точки зрения?

– Это нехорошо. Это нехорошо. Если бы он только изменился. Если бы только перестал пить.

– Почему он тебя пинает?

– Он пьян… он вне себя…

– Хорошо. Почему он тебя пинает?

– Я не знаю… Я ЛЮБЛЮ ЕГО!

– Это прекрасно. Заня, почему он тебя пинает?

Заня, всхлипывая, несколько секунд стоит с опущенной головой.

– …Я не знаю… он взбесился…

– ЗАНЯ, ПОЧЕМУ ОН ТЕБЯ ПИНАЕТ?

– ОН ПЬЕТ! Я ГОВОРЮ ЕМУ, ЧТО ОН ПЬЯНИЦА!

– Хорошо. Он бьет тебя, ты лежишь. Какие образы из прошлого приходят к тебе?

– Ничего…

– Он бьет тебя. Ты лежишь, свернувшись. Какие образы из прошлого?

– Только… темнота.

– Какой возраст? Не думай! Бери, что придет!

– Шесть. Мне тесть лет…

– Хорошо. Какие образы?

– Темнота. Я не помню.

– Я не хочу, чтобы ты вспоминала. Смотри на образы. Любые. Не думай!

– Только темнота!

– Смотри… ТУДА! Прямо туда! Что ты видишь?

– Я не знаю… ничего.

– СМОТРИ, Заня! Тебе шесть лет… тебя побили… это нехорошо… ты свернулась… колени у подбородка… кричит на тебя…

– Ох!

– ЧТО ТАМ, ЗАНЯ?

– Я… я лежу в постели. Я плачу…

– Продолжай.

Заня начинает так неудержимо рыдать, что не может говорить.

– Что происходит, Заня? Скажи, что ты видишь?

– Я плачу… я свернулась… мой отец отшлепал меня.

– Где он тебя отшлепал? Когда? Что он сказал?

– По заду… в постели… он только что ушел…

– Почему он отшлепал тебя?

– Это НЕХОРОШО! Я ничего не сделала. Мой отец сошел с ума.

– Почему он отшлепал тебя?

– Я не знаю… он всегда меня шлепает… он меня не любит… он меня ненавидит.

– Почему он тебя ненавидит?

– Он просто… Я НЕ МАЛЬЧИК! – выкрикивает Заня и разражается громкими рыданиями.

– Хорошо. Ты в постели, свернулась и плачешь. Что ты хочешь сказать своему отцу, Заня?

– ЭТО НЕХОРОШО! Я не виновата, что я девочка!

ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ МЕНЯ?

– Заня, как ты себя чувствуешь сейчас?

– Мне грустно… так грустно.

– Какие физические ощущения?

– Глаза горят… в горле першит… тяжесть в животе…

– Где тяжесть? Что это такое – «тяжесть»?

– Большой шар… ощущений, тяжелых ощущений, как мяч… от пупка… и до сердца.

– Хорошо. Спасибо, Заня, – тренер подает ей платок. – Смотри, мы только оцарапали поверхность. Хочешь ли ты в процессе правды быть со своим телом, своими эмоциями, чувствами, образами и завершить переживание?

– Да…

– Не пытайся их понять. Не пытайся их объяснить.

Бери, что придет, и пере-переживи. Хорошо?

– Да.

– Хорошо. Сейчас я попрошу тебя открыть глаза, вернуться в зал и сесть. Ты готова вернуться в зал?

– Да.

– Хорошо. Открой глаза. Спасибо, Заня.

Громкие аплодисменты. Дон возвращается на платформу. Заня больше не плачет, садится и вытирает глаза платком. Еще несколько человек, которые тоже плакали, поднимают руки, чтобы им принесли платки. Атмосфера в зале очень тяжелая.

– СЛУШАЙТЕ, РЕБЯТА, – обрушивается тренер, – я хочу, чтобы НИ ОДНА ЖОПА НЕ ДУМАЛА, ЧТО ПОНЯЛА ЗАНЮ. Тут нечего понимать. Я хочу, чтобы вы это поняли. Цель выбора и исследования темы не в том, чтобы ее понять. Ее надо пережить, прикоснуться к ней. Найти препятствие. Я не хочу, чтобы какие-нибудь жопные фрейды думали, что достаточно обнаружить, что ты любишь мать и ненавидишь отца, как все проблемы автоматически исчезнут. Понимание – это приз для дураков. Берите, что придет, и переживите это, полностью переживите.

– Да, Джон, встань, возьми микрофон.

Джон – пожилой человек лет пятидесяти, седой, в очках, один из немногих при галстуке.

– Когда я был мальчиком, – с достоинством говорит он, – это было много лет назад, я перенес необычную социальную травму. Мне кажется…

– СТОП! СТОП! – громко прерывает тренер. – Ты никогда не переживал социальной травмы за всю свою ебаную жизнь.

– Нет, я переживал, – настаивает Джон, – когда мне было шесть лет…

– СТОП! – снова кричит Дон. Он сходит с платформы и идет к Джону. – Социальная травма – это концепция, идея, обобщение. Что случилось, Джон?

– Я не могу сказать, – нервно говорит Джон, – я имею в виду, что это было довольно неприлично… настоящая социальная травма, и я не хотел бы говорить об этом в таких обстоятельствах.

– ЧТО ЗА ХУЙНЮ ТЫ ГОВОРИШЬ?

– Извини.

– Слушай, Джон, зачем ты встал?

– Я хочу прояснить свою тему.

– Прекрасно. Я понял. Какая у тебя тема?

– Моя тема – это необычная социальная травма, которая годами удручала меня, и…

– СТОП! Джон… слушай, Джон, скажи, что с тобой случилось, когда тебе было шесть лет.

– Я… хорошо… ну… когда мне было шесть лет, я наложил в штаны в церкви.

– И ТЫ ВСЕ ЭТО НОСИШЬ С СОБОЙ ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ!

(Громкий долгий смех)

Джон вспыхивает и улыбается. – Это верно. Я никогда не думал, что я смогу сказать… я чувствую, что избавился от этого.

(Смех.)

– Джон, какая у тебя тема? – спрашивает тренер, почему-то не улыбаясь.

– Я не знаю, – отвечает Джон, – все прошло. Теперь мне нужна новая.

(Новый взрыв смеха.)

– Только не здесь, Джон, – говорит тренер, возвращаясь на платформу, – здесь не церковь.

* * *

– Таким образом, элементами переживания являются физические ощущения, позы, выражения лица, точки зрения, чувства, эмоции и образы прошлого. Если ты сохраняешь контакт по крайней мере с одним из этих элементов, можешь быть уверен, что ты жив. Да, Генриэтта?

Генриэтта, полная женщина лет сорока, встает и говорит дрожащим голосом:

– Мне очень жаль, но сегодня у меня такое ощущение, что меня бросили. Это обсуждение тем удручает меня.

Тренер быстро спускается с платформы и идет к ней.

– Ты чувствуешь, что тебя бросили? – резко спрашивает он.

– Да, – неуверенно отвечает она, – это обсуждение тем…

– КОГДА ТЕБЯ БРОСИЛИ, ГЕНРИЭТТА? – вдруг Кричит он.

– Я не понимаю, – оцепенев от ужаса, говорит она, я имела в виду интеллектуально…

– Закрой глаза, Генриэтта, дай микрофон. Опусти руки.

– Но я имела в виду…

– Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ИМЕЛА В ВИДУ! Войди в свое пространство… Хорошо, Генриэтта. Когда тебя бросили?

Генриэтта внезапно начинает рыдать, плечи трясутся, лицо закрыто руками. Ассистент несет ей платок.

– Когда тебя бросили, Генриэтта? – резко настаивает тренер.

– Моя… мать, – произносит Генриэтта сквозь рыдания, – моя мать бросила меня с моей бабушкой, когда мне было девять лет.

– Что случилось, когда тебе было девять лет? – настаивает тренер. Он держит микрофон у залитого слезами лица Генриэтты.

– Она… бросила меня! Я говорила, что хочу с ней…

но она меня бросила.

– Что случилось, Генриэтта?