Гопи Кришна - Кундалини. Эволюционная энергия в человеке.

Еще один замечательный случай, запомнившийся мне, произо­шел со мной в возрасте восьми лет, когда я ранней весной шел по дороге Сринагара, возвращаясь домой от своего духовного настав­ника. Небо было затянуто тучами, а дорога размокла от дождей, что замедляло мое передвижение. И вдруг мой мозг, словно молния, пронзил неожиданный вопрос, никогда прежде не приходивший на ум: «Кто я?". И тут же возник другой вопрос, исходящий от каждой вещи из окружающего мира: «Что все это значит?». Я застыл посре­ди дороги, как громом пораженный. Все мое существо, равно как и окружающий мир обратились в один нескончаемый вопрос, в нераз­решимую загадку, перед которой я стоял, немой и беспомощный. Я напрягал свой ум, тщетно пытаясь найти ответ, пока весь мир не начал кружиться и плясать вокруг меня. Мне стало не по себе, голо­ва пошла кругом, и я с трудом удержался на ногах, чтобы не упасть в грязь. Собравшись с силами, я продолжил свой путь, не сознавая тогда еще всего значения случившегося со мной. Через несколько дней мне приснился чудесный сон, в котором мне на минуту откры­лась иная действительность. В этом сне я не был ни ребенком, ни взрослым, а был каким-то совершенно иным, не похожим на себя персонажем. Я увидел небесную страну, где жили богоподобные су­щества и себя — бесплотным, словно растворенным, эфирным чу­жаком, принадлежащим к иному порядку бытия и все же во многом похожим на меня и очень близким. Этот я находился в сияющем, великолепном окружении, совершенно не похожем на то убогое и шумное место, где я тогда жил. Сновидение было настолько ярким и необычным, что могу вспомнить его в деталях даже сейчас. Воспо­минания этой сцены неизменно сопровождались глубоким удивле­нием и страстным стремлением к нездешнему, а также короткой вспышкой необъяснимой радости. Этот сон, очевидно, заключал в себе ответ на вопрос, который всплыл на поверхность из глубин мо­его сознания несколькими днями ранее. Это был ответ на зов, исхо­дящий из незримого мира, который (как стало мне известно позже) находится совсем близко и лишь ждет, когда мы обратим на него внимание. Тем же, кто отвернулся от него, даже самая далекая звезда вселенной покажется ближе, чем этот мир.

В 1914 г. мы отправились в Лахор, где отец должен был выхло­потать пенсию, лично явившись в Казначейство. С этого дня и до получения мной первой должности в 1923 г., мы жили там и зимой, и летом. Там я окончил среднюю школу и проучился два года в кол­ледже, именно там на мою долю выпали первые жизненные испы­тания. Мы жили в бедности, и я не мог рассчитывать на уроки с ча­стными репетиторами — матери удавалось с трудом наскрести де­нег лишь на школьные учебники и одежду. Не имея возможности покупать другие книги, в двенадцатилетнем возрасте я все же ухитрился прочесть сокращенный вариант «Тысячи и одной ночи» на урду, случайно наткнувшись на эту книгу в доме моей тети. Кни­га пробудила во мне жгучий интерес к волшебным сказкам, при­ключенческой и романтической литературе. В четырнадцать лет я стал читать книги на английском языке, начав с коротких расска­зов, и вскоре стал с жадностью проглатывать все повести и романы, попадавшие мне в руки. От романов я перешел к чтению научно-по­пулярной литературы и книг по философии, которые брал в нашей маленькой библиотеке. Я читал запоем, мой развивающийся ум жадно отыскивал ответы на вопросы, которые порождали во мне наблюдения за тем небольшим мирком, в котором я тогда жил, и от­звуки того большого мира, о существовании которого я знал из книг по географии.

Я воспитывался в религиозной атмосфере, которую поддержи­вала в нашем доме мать, свято верящая в существование каждого из богов своего многочисленного пантеона, Она вставала еще до рас­света, чтобы отправиться в храм и успеть возвратиться домой с первыми лучами солнца и управиться с домашними делами — в том числе, вовремя приготовить мой скромный завтрак. В раннем детст­ве я разделял ее бесхитростную веру — нередко даже жертвовал утренним сном, чтобы сопровождать ее в храм. Затаив дыхание, слушал я рассказы о сверхчеловеческих подвигах Кришны, когда дядя со стороны матери читал нам вслух свой любимый перевод «Бхагавадгиты», знаменитой книги индийской мифологии, где опи­сывалась история о воплощениях бога Вишну в человеческом обли­ке. Согласно распространенному верованию, Кришна поведал высо­кое учение «Бхагавадгиты» на поле битвы воину Арджуне перед началом эпической войны Махабхараты. Поражаясь невероятным, сверхчеловеческим подвигам, описанным с удивительными подроб­ностями, и дав волю детскому воображению, я уносился в фанта­стические миры, ни на минуту не сомневаясь в правдивости расска­за, мечтая развить в себе такие же сверхчеловеческие способности.

Информация, полученная мной из школьных учебников, а глав­ное, при чтении иной литературы, сыграла роль фильтра, очистив­шего мой мозг от всех этих фантастических представлений, заме­нив их более реалистичной картиной мира. Порой совпадение моей смутной догадки, которую я, как ни пытался, никак не мог выра­зить, с четко сформулированной мыслью автора книги приводило меня в столь сильное возбуждение, что я вскакивал с места и, от­бросив книгу, мерил шагами комнату, чтобы успокоиться и продол­жить чтение. Мой ум формировался в здоровой атмосфере прочи­танной литературы. Развивались мои врожденные представления о природе вещей под влиянием великих мыслителей, чьи идеи я впи­тывал в себя как губка. Прежде чем я окончил первый курс коллед­жа, чтение книг (особенно работ по астрономии и естественным нау­кам) наряду с моими собственными развившимися идеями привело к тому, что я стал на путь, в корне отличный от того, которому сле­довал в детстве, — я стал настоящим агностиком, полным сомнений и скепсиса по поводу экстравагантных и иррациональных представ­лений религии моих предков.

Покинув уютную гавань простой религии, привитой мне мате­рью, мой ум никак не мог найти пристанища, бросаясь от одной идеи к другой и отвергая их все одну за другой. Бессистемные заня­тия сделали мой ум беспокойным и дерзким. Не читая ни религиоз­ной, ни духовной литературы, способной уравновесить влияние ма­териалистических взглядов, проповедуемых учеными, я безогово­рочно принял их точку зрения и овладел их аргументацией столь искусно, что в колледже мало кто из сторонников противоположных воззрений мог вступить в спор со мной. И хотя я в то время не изу­чал никакой религии, не практиковал ни одного из методов по обре­тению непосредственного духовного опыта, не посвящал себя систе­матическому изучению ни науки, ни философии (не считая чтения тех разрозненных научно-популярных книг, которые так будора­жили мой юный ум), я ни в одной философской, научной или рели­гиозной книге не мог найти удовлетворительных ответов на не даю­щие мне покоя вопросы и проблемы. Более увлеченный разрушени­ем, чем созиданием, в конце второго года обучения в колледже я чи­тал без устали, отдавая предпочтение библиотеке перед классной комнатой. Провал на экзаменах в конце 1920 г. привел меня в чувст­во. Шок провала уничтожил одним ударом «неприступную» крепость интеллектуального скептицизма, которую я воздвиг вокруг себя на основе незрелых суждений.