Антон Мажирин - Один год до Пробуждения

Антон парится насчёт ухода с работы — мозг ему дал кучу раскладов, глупейших. Парится, что мы «рано занялись Просветлением», надо было ещё пару лет потупить. Смотрим Мишины видео, от него очень хорошо. Невероятное, правильное ощущение от того, что с нами происходит, от того, как мы иногда мучительно, но всё же делаем то, чего от нас хочет мир.

Слюсарев написал неприятное письмо. Чувствуется, что наш уход вызвал в нём обиду и досаду, но он не хочет этого показывать и поэтому пишет всякую чушь. Типа того, что мы бросили тантру, так как упёрлись в некую пробку… Антон расстроился, ему это неприятно и кажется странным. Сорвался на мне.

Потом мы вдвоём ревели и обсуждали всё, что между нами, — а заодно ивсё остальное. В качестве ответа выслали Серёге Слюсареву песню Дэвида Боуи «Spaseoddity». Про космонавта, с которым потеряна связь, и поэтому Земля считает, что он обречён на гибель. Естественно, с намёком на Антона. Вот фрагмент песни:

«Но здесь, за сотни тысяч миль, я в полной тишине,

И думаю, корабль мой знает путь…

Внутри жестянки, высоко над миром.

Внизу синеет шар земной, а я в руках судьбы».

Прикол ещё и в том, что эту песню на нашей свадьбе пели под гитару Ира с Гошей. Мне об этом Антон сказал, я не знала.

Антон, наконец, смог попросить Бога убрать всё лишнее — раньше было страшно. Оказалось, что страшно только попросить, а на самом деле всё действительно лишнее. Антон сказал, что взял меня в жёны навсегда, и это даже не обсуждается, поэтому вся эта фигня, все наши проблемы в отношениях ничего не стоят.

Расписались с грехом пополам. ЗАГС — ужасное место. Собираем вещи для поездки в Крым.

Десять месяцев до Пробуждения

После встречи с Атманом скелет Пробуждения, выстроенный Рубцовым и Молдовановым, начал обрастать плотью. Миша рисовал чёткие схемы, а Серёга говорил живые, конкретные слова: пошёл туда, сделал то. От этого Пробуждение стало превращаться из чего-то неприступного и далёкого во что-то обыденное и мирское. И меня это радовало.

Встречались в «Кофемании» на Трубной с Викой и Игорем, нашими друзьями по тантре. Они тоже интересовались Пробуждением. Мы описали им Атмана и сказали, что решили сруливать с тантры и идти Туда. Они решили поехать познакомиться с Сергеем. После поездки Вику очень «расколбасило», но она и на этот раз испугалась, а Игоря ничего не зацепило — он так и остался в тантре.

Мы поехали в Крым. Взяли свою модную палатку и прыгнули в поезд. После выхода из бизнеса мне была очень нужна эта поездка. Я должен был физически выбраться из этого города, потрогать свободу руками. Я был очень счастлив. Впервые за пять лет я почувствовал, что «на месте», что иду в верном направлении. В Крым мы прибыли днём, а до места добрались только к ночи. Мишин семинар проходил в какой-то забытой всеми деревне, и точный адрес таксист, конечно же, не знал. Звонить Мише в двенадцать ночи как-то не хотелось (тем более мы уже звонили час назад). Мы решили не испытывать терпение водилы, катаясь мимо Тёмных домов, и выйти. Такси уехало и увезло с собой уют салона и свет фар.

Мы остались в полной темноте посреди незнакомой крымской деревни. Вокруг ни души, куда идти — неясно. Побродив немного по улицам и не найдя указанного в описании дома, мы решили, что нужно переночевать где-нибудь в поле, а поисками дома заняться с утра. Поле было рядом. Мы раскрыли нашу палатку и мысленно поблагодарили ребят, которые нам её подарили, а также её гениальных конструкторов: палатка раскрывалась сама, а раскрывшись, приобретала нужную форму. Не нужно было ничего натягивать и поправлять. Нам оставалось только вбить колышки. Забравшись в палатку и сияя от счастья, мы посмотрели друг на друга и обнялись. Впервые за долгое время мы чувствовали себя детьми, которые строят в квартире домики из одеял и стульев, а потом прячутся в них. Было очень уютно и романтично: палатка посреди поля, освещенная огромными южными звёздами, а в ней мы — два маленьких ребёнка, прижимающихся друг к другу и улыбающихся во весь рот. Я лежал и благодарил Бога за то, что он дал мне сил уйти из бизнеса и уехать из Москвы, и за то, что подарил мне такое счастье: небо, поле, палатку и Настю в ней.

Мы проснулись часов в шесть и отправились на поиски нашей группы. Выйдя на ближайшую улицу, мы прошли всего пару домов и нашли нужный адрес. Оказалось, что мы ночевали в трёхстах метров от наших друзей. Мы перенесли вещи, по-быстрому умылись и присоединились к занятиям.

Занятия состояли из йога-асан и медитации. Всё было расписано по минутам, и свободного времени практически не оставалось. Когда же оно появлялось (часа два после обеда), все шли на море и по дороге делали либо говорилку («Кто говорит?»), либо тарабарщину — если уже выделили наблюдателя. Задерживаться на море не рекомендовалось: искупался и назад. Весь путь до моря занимал минут тридцать по пыльной и противной степной дороге под палящим солнцем, так что лишний раз идти по ней не хотелось. Поэтому мы выделяли наблюдателя в поле. По часу, по два мы ходили по полю и молотили: «Кто говорит? Я говорю», постоянно проверяя: выделился ли наблюдатель? А сейчас? А это что было? Ещё не наблюдатель?

Пищу готовили самостоятельно, дежурные каждый день менялись. Медитировали мы в специальном помещении. Перед медитациями и между ними лежали и слушали ведические гимны — каких-то «блеющих мужиков», как я их тогда назвал. Я не понимал, зачем это нужно… Эти лежания просто убивали меня. Ладно, медитация, ладно, йога — там хоть что-то происходит. Но эти лежания… Я спросил об этом Мишу, и он ответил, что лежать надо, это часть практики, такое активное ничегонеделание. Лучше от этого объяснения не стало.

Между медитациями мы делали йога-асаны. Как я уже говорил, образцовой йогой для меня была папа-бородинская. Я точно знал, что в Сурье руку нужно ставить именно с внутренней стороны, что «заднюю ногу» нельзя ставить на колено — так «не прёт», что нужно обязательно «поддыхивать» и «холотропить», иначе «не вставит». И тут Миша со своими, с позволения сказать, йога-асанами: «Колено — на пол, расслабляемся, не перенапрягаемся, ноги можно чуть присогнуть…» «Что это за йога? Тело не дрожит, не раскачивается, в голове не звенит. Что это вообще такое? Присогнуть ноги? Как можно с такой йогой куда-то улететь?» — думал я, выпрямляя «заднюю ногу». «А ножку нужно со-о-огнуть», — тут же поправлял меня проходивший мимо Миша. «Хо-ро-шо, — отвечал я сквозь зубы, — со-гну». Борьба с моей «задней ногой» продолжалась весь семинар. Я всё время её разгибал, а Миша неустанно сгибал. Под конец я сдался.