Владимир Круковер - Ведьма и секс

Ни Попов, ни другие исследователи не указывают, распускали ли эти знахарки волосы, но ясно, что они исполняли сложный обряд, оберегающий ребенка. И на что я особенно хотел бы обратить внимание — так это на совершенно определенную связь Печи и Материнской Утробы. Причем, не только Печь обладает качествами утробы и способна рожать, но, очевидно, и Утроба обладает сходными с печью качествами, в частности, огненностью. Не отсюда ли и разговорные выражения, типа: жар любви или огонь страстей — явно имеющие отношение к продолжению рода. А вот что рассказывает Зеленин во все той же "Восточнославянской этнографии" о бережении при родах.

"Повивальная бабка — это непременно пожилая женщина, у которой были свои дети; предпочтение отдается уважаемым вдовам и вообще тем женщинам, которые ведут безупречную нравственную жизнь. Девушек и молодых женщин народ считает для роли повитух непригодными, поэтому так редко обращаются в этих случаях к профессиональным акушеркам.

В случае тяжелых родов прибегают к магическим средствам: все присутствующие, не исключая самой роженицы, снимают пояса, расстегивают воротники, развязывают все узлы, расплетают косы, открывают печные заслонки..."

Теперь становится понятным, почему в быличке про свекровь-колдунью печные трубы оказывались открыты в ночь родов.

"Под подушку роженицы в защиту от нечистой силы кладут нож, а также благовонные травы и три слепленных вместе восковых свечки; с этой же целью у хват ставят рогами к печи,и если роженице надо выйти из избы, она берет с собой этот ухват в качестве посоха. У русских оберегом служит также прут от метлы или вся метла. Чтобы оберечь ребенка, его окуривают дымом, сжигая кусок подола платья, русские вешают над колыбелью волчий зуб, украинцы в рукав рубашки, в которую заворачивают новорожденного, кладут узелок с углем, кусочком глины от печки (печиной) и кусочком хлеба с салом или вместо них соль и свечку; другой узелок с этими же предметами бросают на перекрестке дорог со словами: "На тоби, чорте, плату!" Чтобы уберечь ребенка от детских болезней, голая повитуха с голым ребенком на руках обходит вокруг бани, произнося при этом заклинание, чтобы утренняя заря взяла у ребенка все возможные болезни."

От соединения голой и, естественно, простоволосой ведьмы-повитухи с метлой и ухватом остается для творческой фантазии лишь один шаг до Бабы-Яги в ступе с шестом или той же ведьмы на помеле. Тем более, что среди обережных обрядов зафиксированы и способы спрятать ребенка от болезни, к примеру, в корыто, из которого поят лошадей и вообще в любое укромное место, где бы болезнь не додумалась его искать. Как знать, не была ли и ступа таким оберегом от смерти.

В любом случае ясно, что описанные в сказке "страшные" действия Бабы-Яги есть описание обряда, связанного с родовспоможением. На это, на мой взгляд указывает и ее имя. В 1988 году в одной из деревень Ковровского района Владимирской области мне лично старая повитуха рассказывала, что "ягать" означало у них громко кричать, стонать при родах. Судя по всему, что я от нее узнал, термин этот был узкоспециальным и в бытовой жизни не применялся. Во время родов она и другие повитухи той же традиции предлагали роженице не тужиться и не кричать, а именно ягать, потому что все остальные общеупотребительные слова могли по ассоциации вызвать рестимуляцию болезненных воспоминаний, что помешало бы протеканию родов.

Потом уже, в 1989 году, услышав это слово от старого кулачного бойца, по прозвищу Поханя, я поинтересовался им специально. Выяснилось, что мужчины тоже ягали, когда "ярились" после уборки урожая перед выходом босиком на горящую ржаную или овсяную солому или угли. Точно также ярились яганием и перед боем или в бою, получив рану, чтобы не чувствовать боли. Это дает мне основания считать, что "ягать" означало не просто кричать и стонать, а голосом выпускать поток яростной силы. Тот же старик-боец показал мне яганье в действии, когда показывал одну старинную скоморошину с медведем. Разыгрывалась она примерно так. Приходили на гулянье ряженые водящим и медведем скоморохи. Водящий сначала предлагал "медведю" выполнить обычные в таких случаях трюки: пощупать девок, показать, как ребятишки горох воруют, как пьяные мужики обнимаются, а потом просил:

— А ну-ка, Миша, покажи как наша попадья нерадивых работников бранит!

"Медведь", изображая неуклюжего и забавного мишку, ковылял к толпе молодежи, причем, парни для участия в этой шутке выбирались покрепче, и начинал раскачиваться передними, шевеля губами.

Когда дед мне это рассказывал, он вдруг зажегся, оборвал сам себя и задорно крикнул бабке:

— А что, Кать, а не показать!?

Она тоже засмеялась и махнула на него рукой, как на ребенка, мол, разошелся старый.

Тогда он поставил меня возле койки и начал изображать медведя, а жене велел изображать водящего. Пластика у него, откровенно говоря, была исключительная и в какой-то миг у меня даже слегка стало двоить восприятие. Я чувствовал, что перестаю понимать, что это за существо передо мной. И не то, чтобы я хоть на миг перестал видеть старика, но и человечье в нем стало каким-то непостоянным, словно мерцающим. Он по-медвежьи пошевелил вытянутыми губами, поуркал утробно и вдруг рявкнул. Это было как мощнейший, хотя вроде бы и мягкий, удар вниз живота и в ноги. Я почти потерял сознание и очнулся лежа на кровати, Первое, что зафиксировало мое зрение, это что тетя Катя стоит в той же позе рядом с изголовьем кровати и смеется вместе с Поханей. К тому моменту я уже был подготовлен предыдущим общением со стариками на Владимирщине, что они могут оказывать на меня сильнейшее воздействие. Но вот почему при такой силе посыла, какое было в этом яганье, оно не зацепило старушку, я не мог понять много лет, пока не попробовал это сам.

Естественно, я попытался покопаться в словарях и обнаружил, что языковеды производят Ягу от язи — ведьмы, очевидно, со старославянского, но одновременно в родственных нашему славянских языках слово, звучащее как еза, означает гнев, муку, пытку, ужас. Когда я это прочитал, я понял, что такое ужас. Мы ведь обычно не очень глубоко вдаемся в смысл слов, используем их скорее как знаки. Для нас ужас — какой-то вид страха, разве что в чем-то посильней. Если учесть, что ужас — это не страх, а некое состояние, при котором сковывается физическое тело или некая сила, охватывающая и парализующая тебя, то именно это я и испытал при яганье. А в этимологическом словаре Фасмера я нашел в статье "яглый" (что означает "ярый, ревностный, быстрый") следующее: "Допустимо родство с лит. jega "сила", вин. п. ед. ч., Jega, nuojega "состояние", jegti, Jegiu "мочь, быть в состоянии", лтш. Jega "смысл, разум". И к тому же все это еще каким-то образом соотносится с "цветущим возрастом, юностью". Каким? Раз это слово встречается в разных языках, значит, оно очень древнее и имеет общую индоевропейскую основу. Вполне допустимо, хотя решать это должны специалисты, что основа эта просматривается в слове "ягода" Фасмер пишет об этом так: "Пра-слав. *aga реконструируется на основе ц.слав. (церковно-славянского) виняга... словен. vinjaga"винoгpaднaя лоза"; ...Гринкова... и сл. Мошинский... относит слав. слово к и.-e. (индоевропейскому) *ag —" съедобный плод, ягода"..."