Народное - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ

Бессонны небеса, низринутые ниц,

Кровь застит мне глаза, срывается с ресниц.

Затем, словно весеннее облако, стал проливать слезы и так причитал, что среди людей поднялось смятение и многие из них от его опаляющего душу голоса попадали без чувств. Народ заволновался. Юноша плакал и причитал, а потом вскочил с места и трижды, хлопая в ладони, обошел вокруг табута — погребальных носилок — и затем опять двинулся вперед. Рабы подняли носилки и тоже пошли за ним. Дервиши!

Любовь скорей потянется к тому,

кто близок болью сердцу моему.

Светильник, чей фитиль уже дымится,

скорей других ответно загорится.

Увидев все это и услышав его слова, я вдруг почувствовал, что, как сумасшедший, теряю самообладание. После длительного волнения и смятения я наконец был способен размышлять: «Эти заботы, что свалились на меня, вполне закономерны и нет другого средства их устранить кроме как доброй помощи друга. Сколько ты скитался, прислуживал и унижался, так не лучше ли постучаться в двери безумия и уцепиться за подол этой благородной жемчужины!.. Возможно, именно этим путем сумеречная печаль обратится в утреннюю радость и сыщется ключ к этой запертой двери».

С этими мыслями я последовал за тем юношей.

Люди, заметив, что я пошел за ним, схватили меня, бедолагу, за ворот и стали говорить:

— Ты, неразумный чужестранец! Тебе что, жизнь надоела и душа просится вон из тела?!

Я же, прикинувшись безумным, не слушал их слов. И тут появился повидавший жизнь человек и сказал:

— Друзья, как говорится: «Безумец рад, когда видит еще одного безумца». Поэтому не трогайте этого несчастного, не терзайте его сердце ногтями наставлений и предоставьте его самому себе.

Люди поняли, что я не послушаюсь их запретов и оставили меня в покое. Я же поспешил за юношей. Народ разбегался перед ним, а я следовал за ним. Каждый, кто видел меня в таком состоянии, прикусывал палец в сожалении. Юноша продолжал идти. Он слышал разговоры вокруг, но шел, не оглядываясь. Наконец он дошел до огромного дома и вошел в него. Я, пораженный, остался стоять на улице. Через некоторое время мальчик-слуга открыл дверь и предложил мне войти. Когда я вошел, увидел прекрасный сад и величественное здание. Я вошел в дом и увидел того отчаянного юношу восседавшим на почетном месте. На возвышении стоял табут, в ногах которого горела стеариновая свеча. Юноша, опустив голову, сидел в глубокой задумчивости. В руках он держал шестиглавую палицу. Как только я вступил в дом, я прочел молитву и поприветствовал его. Он, разгневанный, встал с места и сказал:

— Ты, глупец! Что с тобой стряслось и почему преследуешь меня?! — и замахнулся на меня палицей.

Я склонил голову и, прощаясь с жизнью, сказал:

— О, юноша! Во имя твоей веры, избавь меня от жизни, ибо она очень горька для меня.

Услышав мои слова, он опустил руку и отставил в сторону свою шестиконечную палицу. Но он все же влепил мне такую оплеуху, что я не удержался на ногах, повалился наземь и потерял сознание.

Когда я очнулся, то оказался возле того юноши. Соблюдая правила приличия, я вскочил с места и сел напротив него. Он опять сердито взглянул на меня и сказал:

— Эй ты, несчастный безумец! Что за недуг постиг тебя, что не владеешь ни умом, ни чувствами? Почему твоей душе все противно, терпению твоему пришел конец и ты пресытился своим существованием и надоела тебе жизнь? До сих пор я еще не встречал человека, который не бежал бы от меня. Только ты осмелился следовать за мной! Вот и расскажи мне о своей беде, потому что мне стало жаль тебя.

Я сказал:

— О великодушный муж!

Младенец лишь плачет, не в силах сказать — почему.

Никто не поймет мою боль, я и сам не пойму...

После этих слов рыдания сдавили мне горло, и я так заплакал, что начал лить слезы и он. Плакал он долго, а затем сказал:

— Эй, несчастный, хватит плакать! Расскажи теперь о твоих обстоятельствах, и я, во имя Всевышнего, постараюсь привести тебя к желаемому, окажу дружескую помощь в чем нужно, но при условии, что ты ничего не скроешь от меня.

И я рассказал ему все, что видел и что слышал...

Юноша молчал в задумчивости, а затем поднял голову и сказал:

— Из-за этой ветреницы каких только невзгод не испытали люди! Тот бедняга юноша, чей прах равноценен крови ее отца, был убит ядом тяжкого горя. Сколько еще людей погублено неправедным путем. Юноша! Я тот, кто поразил стрелой в той суматохе везиря и в этом табуте тело того несчастного шахзаде. Я от разлуки с ним стал подобен безумцу. Некоторое время я, босой, с непокрытой головой бродил по улицам и базарам. И каждого, кто принял участие в убийстве шахзаде, кроме падишаха, настигло возмездие. Видя, как падишах раскаивается в содеянном, его я не тронул. С того дня раз в месяц я вожу табут по улицам и базарам и обновляю церемонию соблюдения траура. Народ считает меня сумасшедшим, боится меня, и я не упускаю случая покарать насильника. Так как ты перенес много мук на пути к той красавице и случайно повстречался со мной— право на твоей стороне. Лишь я могу помочь в твоем деле. Но с тем условием, чтобы, когда ее увидишь, никаких вздохов, сетований, нетерпения не выказывал. Если же, вопреки уговору, издашь хоть звук, там же рассеку тебя пополам и выкину вон…

Я принял его условие. Прошла ночь. На следующий день, с восходом солнца, юноша, облаченный в превосходное платье, сделал знак, и тут же принесли и надели на меня новую одежду. Затем он велел мне поднять за конец табут, за другой подняли слуги, и мы пустились в путь. Впереди шел юноша, за ним следовали мы. Шли долго и вдруг оказались перед воротами какого-то сада. Люди, бывшие там, пустились наутек. Мы вошли в сад. Посреди сада был хауз, по углам которого росли четыре чинары. Юноша сделал знак, и мы опустили та-бут на землю у хауза и уселись в сторонке. Этот смельчак испустил из глубины сердца такой крик, что весь сад задрожал. А затем он прочитал эту газель:

Без тебя, кипарис, что мне скопище роз и цветник?

Цвет лилейный померк, лепесток гиацинта поник.

Злоязыкие недруги отгородили тебя,

Не железнозеркален я, твой исковеркали лик.

О Хафиз, что мне делать, был раем наследственный дом,

Из развалин теперь одинокий доносится крик?

Говоря это, юноша, как весеннее облако, проливал слезы в этом цветнике.

Я же был переполнен радостью обещанного свидания, всматривался в каждый уголок и закоулок сада, ожидая красавицу, как вдруг... счастье улыбнулось мне, судьба смилостивилась надо мной: показалось вдали восходящее, полное благородства, солнце.

От ее вечернего вина

Половина сущего пьяна.

Томные глаза по божьей власти