Арнольд Беннет - Как прожить на двадцать четыре часа в день

Вам, дорогой сэр, я приношу свои извинения. Вы именно тот человек, с которым я мечтаю встретиться вот уже сорок лет. Будете ли вы так любезны прислать мне ваше имя и адрес и назвать свою цену за то, чтобы рассказать мне, как вы это делаете? Не я должен читать лекцию вам, а вы мне. Пожалуйста, выйдите вперед. То, что вы существуете, и мы до сих пор не сталкивались, несомненная потеря для меня. Между тем, пока вы не объявитесь, я продолжу беседовать со своими товарищами по несчастью — неисчислимой армией душ, преследуемых более или менее болезненным ощущением, что годы все утекают и утекают, а они до сих пор не смогли привести свою жизнь в надлежащий порядок.

Если исследовать это чувство, мы увидим в основе его беспокойство, ожидание, предвосхищение, стремление. Оно является источником постоянного дискомфорта, ибо ведет себя как скелет на пиршестве наших наслаждений. Мы идем в театр и смеемся, но в антракте оно грозит нам костлявым пальцем. Мы неистово спешим на последний поезд, и когда в старости мы переводим дух на платформе в ожидании последнего поезда, оно прохаживается рядом и спрашивает: «О человек, что содеял ты с юностью твоей? Что делаешь ты со своей старостью?» Вы можете утверждать, что это чувство постоянного заглядывания в будущее, стремления, есть неотъемлемая часть жизни. Верно!

Но есть градации. Человек может желать посетить Мекку. Его совесть велит ему отправиться в Мекку. Он странствует, при помощи агентства Кука или без; он может никогда не достичь Мекки, он может утонуть, не добравшись до Порт-Саида, он может без вести пропасть на побережье Красного моря; его желание может вечно оставаться неутоленным. Неосуществленное стремление может постоянно тревожить его. Но он не будет мучиться так, как тот, кто, желая попасть в Мекку и измученный желанием желанием достичь Мекки, так и не покидает Брикстон.

Большинство из нас не покинуло Брикстон. Мы даже не наняли кэб до Лудгейт-цирка и не узнали у Кука цену экскурсии. И говорим в свое оправдание, что в сутках всего двадцать четыре часа.

Если продолжить анализ нашего смутного тревожного стремления, мы увидим, как я полагаю, что оно проистекает из навязчивой идеи, будто нам следует делать что-то в дополнение к тем вещам, которые нам велят делать долг и совесть. Мы обязаны, по писаным и неписаным законам, поддерживать себя и свои семьи (если таковые имеются) в здравии и довольстве, платить наши долги, делать сбережения, увеличивать наше благосостояние путем увеличения своей продуктивности. Задача достаточно сложная! Задача, с которой немногие из нас справляются! Задача, зачастую превышающая наши способности! Тем не менее, если здесь мы добиваемся успеха, что иногда бывает, мы не удовлетворены; скелет по-прежнему с нами.

И даже когда понятно, что задача превосходит наши способности, что мы не в силах ее решить, мы чувствуем, что будем меньше досадовать, если приложим наши силы, уже перегруженные, к чему-то еще.

И это действительно так. Желание сделать что-то сверх своей обязательной программы является общим для всех людей, кто в ходе эволюции поднялся над определенным уровнем.

До тех пор, пока не будет предпринято усилие, чтобы утолить это желание, чувство беспокойного ожидания начала чего-то, что не начинается, будет нарушать душевный покой. У этого желания много названий. Это одна из форм универсальной жажды знаний. И оно настолько сильно, что люди, чья жизнь целиком посвящена приобретению знаний, под действием этого желания превышают свою программу в поисках все нового знания. Даже Герберт Спенсер, по моему мнению, величайший из когда-либо живших умов, часто бывал вовлекаем этим желанием в небольшое исследовательское противотечение.

Полагаю, у большинства людей с желанием жить — то есть людей любознательных — стремление превысить обязательную программу принимает книжные формы. Они избирают путь чтения. Бесспорно, британцы становятся все более и более начитанными. Но я бы хотел заметить, что книги отнюдь не исчерпывают сферы знания, и беспокойная жажда самоусовершенствования — увеличения своих знаний — вполне может быть утолена помимо книг. О различных путях к этому я расскажу позже. Здесь же только замечу тем, кто не имеет естественной склонности к чтению, что книги не единственный источник.

Теперь, когда мне удалось (если удалось) убедить вас признаться самому себе, что вас постоянно преследует скрытая неудовлетворенность устройством вашей повседневной жизни; и что первопричина этого докучливого недовольства в ощущении, что каждый день вы оставляете несделанным нечто, что вам хотелось бы сделать и что, конечно же, вы постоянно надеетесь сделать, когда у вас будет «больше времени»; и теперь, когда я привлек ваше внимание к вопиющей, ослепительной истине, что у вас никогда не будет «больше времени», поскольку у вас уже имеется все возможное время — вы ждете, что я раскрою некий чудесный секрет, при помощи которого вы сможете сколько-нибудь приблизиться к идеалу совершенного использования дня, и, как следствие, избавиться от навязчивой, неприятной, каждодневной досады!

Я не нашел такого чудесного секрета. И не думаю, что найду, и не предвижу, что найдет кто бы то ни было. Он не раскрыт. Когда вы начали слушать меня, возможно, в вашей груди ожила надежда. Может быть, вы сказали себе: «Этот человек покажет мне легкий, неутомительный способ делать то, что я так долго и тщетно хотел делать.» Увы, нет! Дело в том, что нет легкого способа, нет царской дороги. Путь в Мекку крайне труден и каменист, и, что всего хуже, после всех стараний вы так никогда и не доберетесь туда.

Важнейшее предварительное дело в обустройстве своей жизни так, чтобы жить полноценно и комфортно в рамках ежедневного двадцатичетырехчасового бюджета — спокойно осознать крайнюю трудность задачи, жертвы и нескончаемые усилия, которых она требует. Здесь трудно преувеличить.

Если вы полагаете, что сможете достичь своего идеала, искусно составив расписание на бумаге, вам лучше сразу расстаться с надеждой. Если вы не готовы к разочарованиям и крушению иллюзий, если вас не удовлетворит скромный результат значительных усилий, то и не начинайте. Снова ложитесь и продолжайте беспокойный сон, который вы зовете своим существованием.

Это очень грустно, не так ли, очень удручающе и мрачно? И все же, я думаю, это также и хорошо — необходимость напрягать волю, прежде чем что-либо, что стоит делать, может быть сделано. Пожалуй, мне это нравится. Я считаю, это главное, что отличает меня от кошки перед очагом.

«Хорошо, — скажете вы, — предположим, что я препоясался для битвы. Предположим, я тщательно взвесил и осмыслил ваши нудные замечания; как мне начать?» Дорогой сэр, просто начните. Нет никакого волшебного способа начать. Если человек, который стоит на краю бассейна и хочет прыгнуть в холодную воду, спросит вас: «Как мне начать прыгать?», вы ответите: «Просто прыгайте. Соберитесь с духом и прыгайте.»