Сергей Слободчиков - Танцы на граблях. Свою судьбу мы делаем сами! Законы межличностных отношений и алгоритм решения любых проблем

Обида жила в сердце и отравляла отношения уже не только с отцом, но теперь и с сыном. Пример для подражания был только один. Очень долго при этом я считал, что обижаюсь только на отца. А когда мне говорили про мои обиды на маму, я сердился и спорил с ними. Мол, не так это. Только спустя много лет пришло понимание, что обида на маму была ещё глубже и хитрее запрятана в глубины души.

«Как же ты можешь жить с таким человеком, который так жестоко меня обижает?! Как же ты можешь с ним общаться, если он меня тиранит? Значит, ты на его стороне. Значит, ты меня так же не любишь, как и он!» — кричала моя душа. Что мне с этими обидами делать — ума не приложу. Помогите, пожалуйста!

Тогда меня, автора этих строк, эта услышанная история крепко зацепила.

Уж очень она перекликалась с моими собственными детскими переживаниями и обидами на собственного отца. Будучи достаточно взрослым человеком, врачом с большим жизненным опытом и послужным списком, никак не мог взять в толк идею о прощении любых обид. Привычка обижаться очень глубокие корни пускает в наши души. И уже став психотерапевтом и рассказывая своим пациентам о пользе прощения, несколько кривил душой, не желая принять смысл тех собственных обидных уроков, которые проходил со своими родителями.

Истина открылась довольно неожиданно и, как это часто бывает, без предупреждения.

Мы с женой проводили очередной семинар в дорогом нашему сердцу Санкт-Петербурге. И вот, после окончания к нам подходит участница семинара, тоже врач по специальности, с предложением показать и город, и его православные достопримечательности. Ирина, глубоко верующий человек, оказалась прекрасным гидом. На её маленьком автомобильчике мы объездили и осмотрели, с большой пользой для себя, множество монастырей, храмов и православных подворий Северной столицы. Однажды Ирина спрашивает нас: «Ребята, а в Кронштадт вы не хотите поехать и посмотреть Большой Морской собор?» Честно говоря, она невольно озвучила мою давнишнюю мечту побывать в Кронштадте. Мечта была связана не только со знаменитыми историческими событиями, ной с детскими воспоминаниями, в которых отец, не очень любивший вспоминать свою тяжелую послевоенную юность, иногда рассказывал о том, как он учился в знаменитой кронштадтской Школе юнгов. Отец попал туда пятнадцатилетним подростком в 1945 году. Думаю, в поисках фронтовой романтики или из желания быстрее повзрослеть и начать самостоятельную жизнь. В годы войны Школа юнг располагалась на островах Соловецкого архипелага, а в 1945-м была переведена в Кронштадт. Суровую голодную и холодную жизнь юнг Северного флота описал Валентин Пикуль в романе «Мальчики с бантиками».

Все эти мысли с большой скоростью пронеслись в моей голове, ияс радостным предвкушением скорой поездки горячо приветствую эту идею: «Конечно, хотим в Кронштадт!» Мы договариваемся поехать туда на следующий день. Дело в том, что остров Котлин, на котором расположен Кронштадт, только недавно соединился дамбой, по которой проложена дорога, и на остров можно попасть не только на пароме, но и на автомобиле. И вот мы на месте. Невысоко расположенный над уровнем моря остров и город на нём поражают своими старинными постройками. Долго едем вдоль длинной мощной кирпичной стены. Ирина, находясь за рулём автомобиля, останавливается, пропуская пешеходов, а я обращаю внимание на большие зелёные ворота в десятке метров от меня. В то время когда мы остановились, ворота начали медленно разъезжаться в стороны. А из ворот на улицу начала вытягиваться рота подростков, лет пятнадцати, марширующих строем. Краем глаза замечаю на стене возле ворот табличку с надписью, говорящей о том, что это и есть та самая Школа юнг, о которой столько слышал. Больше всего меня поразил сам факт, что мы «вдруг» остановились возле этих зелёных ворот и что именно в это время им нужно было открыться, чтобы я увидел всё это и особенно этих мальчиков — юнг. Я остро и быстро понимаю, что судьба меня не зря привела в эту точку времени и пространства, чтобы я увидел этих юношей, с их невесёлыми лицами. Увидел их чёрные зимние шапки с кокардами, чёрные длинные шинели, подпоясанные ремнями с якорем. Это в мае-то! Я подумал про то, как вот так же из этих ворот выходил в строю и мой отец. Резанула острая мысль: «Что ты хочешь от него?! В 1945 году он был вот таким мальчиком, а потом семь лет службы на Дальнем Востоке. А в 1953-м родители поженились, а через год и я родился. Какое я имею право требовать от отца то, чего он не мог дать? О каких педагогических приёмах воспитания можно говорить, учитывая, какую школу он прошёл здесь в то страшное время?»

Так я думал по дороге к Морскому собору Святителя Николая Чудотворца. Хотелось бы немного рассказать о том, куда мы ехали. Потому что то, с чем мы там столкнулись, во многом повлияло на мои последующие отношения с отцом. История собора, как и многое в Кронштадте, неоднозначна и драматична. Построен в начале XIX века на личные сбережения матросов, старшин и офицеров в память о моряках, не вернувшихся к родным берегам, и в надежде, что покровитель всех путешествующих святой Николай Угодник защитит и убережёт тех, кому предстоят дальние морские странствия. В строительстве собора принимала участие практически вся Россия. Денежные пожертвования приходили из разных, иногда очень отдаленных уголков. Интересно, что при строительстве Морского собора был использован, как прототип, образ храма Святой Софии в Константинополе. Зодчие перед началом строительства даже специально туда ездили. Собор, к сожалению, недолго выполнял своё предназначение как православный храм. В советские времена, в годы богоборчества, здесь располагался кинотеатр, прозванный народом «Максимкой», из-за того, что на месте лика Спасителя над главным входом был привешен портрет М. Горького. В последующем там размещался и матросский клуб, и музей.

В настоящее время Морской собор реставрируется. Власти Санкт-Петербурга и Кронштадта обещают восстановить его полностью к 2013 году, когда будет отмечаться столетие этого главного храма ВМФ России и трёхсотлетие самого флота. А тогда, стоя на

Якорной площади Кронштадта и любуясь красавцем собором, затянутым в реставрационные леса, я с грустью думал о том, как мало мы знаем о прошлом своих родителей, и о том, как мало мы знаем историю своей страны. И по глупому незнанию обижаемся…

За небольшое вознаграждение сторож нас провёл внутрь собора, и мы поднялись под самый его купол. Из высоких стрельчатых окон открывался потрясающий вид на весь Кронштадт, на Финский залив, на город, расположившийся на побережье к югу, на дачную зону, лежащую на северном побережье Финского залива. Но больше всего перехватило горло и застучало сердце не от прекрасного вида за окном, а от того, что мы увидели, пройдя по узенькому балкончику под куполом собора. В промежутке между высокими окнами, на закопчённой стене (очевидно, там горел костер, и ремонтники специально не закрасили этот кусок стены), была выцарапана в рамочке высотой в человеческий рост такая надпись: «23 апреля 1943 года. Морской собор перенес очередной артналёт. Слава Богу, все живы!»