Маруся Светлова - Воспитание по-новому

Есть еще одна особенность того, как мы применяем этот метод.

Мы требуем слепого повиновения в том, что сами никогда не выполняем. Мы предъявляем детям требования, которым мы, родители, сами не соответствуем. И это тоже наша родительская ошибка.

Для нынешних детей нет труднее задачи, чем научиться хорошим манерам, не видя вокруг и следа хороших манер.

Фред Астер

Нас по сто раз зовут ужинать, а мы в сотый раз отвечаем: «Сейчас!», не в силах оторваться от телевизора — нам можно, мы взрослые. Но когда ребенка зовут есть, а он не может в одну секунду оторваться от телевизора — родителей это бесит. Нам хочется, чтобы он, когда сказали: «Выключай!», — как робот встал, нажал на кнопку, пошел на кухню. Но он живой, ему интересно, он не может уйти, не досмотрев, чем кончится сюжет.

Мы, взрослые, не все едим, мы отказываемся от еды, которая нам не нравится или которую не хочется есть сейчас, в эту минуту. Но от детей мы требуем беспрекословного послушания.

«Застилай постель!» — требуем мы от ребенка. А у нас самих — постель всегда сложена? «Убери игрушки!» — командуем мы ребенку. А в нашей комнате всегда порядок?

Опять же, если мы сами аккуратные и систематично делающие что-то люди — эти навыки у детей формируются в первые годы жизни и нам не приходится ничего требовать. Но если у нас самих постоянно разруха, беспорядок, что называется «семь пятниц на неделе», нам приходится требовать от ребенка, чтобы он — убирал, мыл, складывал… И эти требования дети воспринимают плохо, и эффект от них очень низкий. Но — при чем здесь дети, если мы требуем от них того, что сами в них не сформировали? Того, что сами не выполняем?

Будь первым исполнителем своих приказаний.

Клавдиан

Есть еще одна наша ошибка. Часто мы требуем от детей невозможного.

— Не отвлекайся! — строго говорит мама сидящему в холле плавательного бассейна в ожидании начала тренировки ребенку, которому она, чтобы он использовал свободное время, дала в руки учебник и велела читать.

Но он отвлекается. И она опять раздраженно требует:

— Не отвлекайся! Читай! Смотри в учебник!

Но как тут можно смотреть в учебник и не отвлекаться, когда вокруг — шум: выходят из раздевалки одни группы пловцов, заходят другие, в холле громко работает телевизор, напротив дивана, на котором он сидит, — кафе, откуда доносятся такие вкусные запахи, там же — огромный аквариум с рыбками — столько вокруг соблазнов для отвлечения!

Нужно иметь поистине волевой характер, чтобы при всем этом шуме, гаме, музыке и слоганах рекламы сидеть, уткнувшись в учебник. И это не по силам, не по возрасту ребенку семи-восьми лет. При его возрастных объемах внимания и способности концентрировать внимание это просто невозможно! Любой нормальный ребенок будет отвлекаться! (Думаю, что сама мама тоже отвлекалась бы, какую бы интересную книгу она ни читала, а тут — учебник, который не сам ребенок выбрал, чтобы сейчас читать, а его заставили!)

И наши требования: «Не кричи! Не стучи! Не прыгай!» — правильные требования с позиции нашего возраста, потому что мы сами уже не кричим, не стучим и не прыгаем. Но как можно запретить это ребенку, чья энергия и мироощущение и выражаются в криках, прыжках, скачках, игре, которая не может быть тихой?

Но мы требуем чаще всего, именно исходя их наших возрастных особенностей, нашего восприятия мира. А ребенок — свободное создание, живущее по своим правилам. И то, что нам кажется неправильным, беспорядком или разрушением, для него — нормальное, естественное детское созидание.

Я сама однажды, зайдя в комнату внука, не удержалась от недовольного тона: «Ну ты и натворил! Какой беспорядок!»

А он действительно натворил. Детскую кроватку выдвинул на середину комнаты, благо она на колесиках и двигалась легко. Сложил горкой свою одежду, перевернул стульчики, снял с полок все игрушки и разложил какими-то одному ему понятными кучками.

— Я играю — гордо сказал он. — Это у меня детсад, как в моей группе…

Я улыбнулась, потому что в его группе, конечно, такого «порядка» не было. Это было его собственное видение детсада. И сама себе напомнила — у ребенка его возраста нет разрушения, есть лишь созидание. Даже разваливая пирамидку, он не разрушает, он занимается интересной деятельностью — бросает кубики на пол. Переворачивая стулья, он создает какой-то свой «дизайн», воплощает какую-то свою идею. Это — его, иногда ему одному понятный порядок. (Поэтому однажды, когда мама навела в его комнате порядок, мой внук пожаловался мне. «Ты знаешь, что натворила моя мама? — возмущенно сказал он. — Она навела у меня в комнате беспорядок!»)

У детей, действительно, свое видение жизни, свои представления о правильном и неправильном. И нам, взрослым, опять же, нужно учитывать, что ребенок — это другое существо, со своими интересами и ценностями. И его нельзя снимать со счетов, как что-то незначимое, мелкое, кем не нужно интересоваться.

Я сейчас не призываю родителей к попустительству или к вседозволенности, как это может быть кем-то понято. Есть требования, которые мы, взрослые, должны доносить до наших детей. Есть границы, которые мы должны установить. Никто с этим не спорит. Важно только, в какой форме мы это делаем. Насколько корректно мы это делаем. Но невозможно это делать корректно , если главный участник нашего воздействия — сам ребенок — не учитывается в этом воздействии. (Мы поговорим отдельно, как это делать, как «учитывать» и уважать ребенка и при этом — доносить до него наши требования, в последней главе этой книги.)

Подводя итог тому, как работает этот метод воспитания, давай опять же посмотрим, что получают от его использования участники процесса.

Родитель чувствует себя главным. Он — командир! Он чувствует свою власть над ребенком. Свою правоту — он же требует исполнения правильных вещей!

Ребенок чувствует себя незначимым, подчиненным, бесправным.

Ребенок испытывает агрессию к «командиру». Потому что он тоже хочет командовать и быть главным. Он не всегда хочет подчиняться приказам, в которых не учитываются его желания и потребности. И эта агрессия накапливается — потому что выпускать ее нельзя. Потому что на несогласие он получит нотацию на тему: «Как ты разговариваешь с родителями!» Поэтому он вынужден подчиниться. Но агрессия накапливается внутри.

Чтобы лучше ощутить, как действует этот метод, подумай — как бы ты себя чувствовал, если бы от тебя требовали послушания? Если бы тебя сейчас заставили есть кашу, которую ты не хочешь? Представь себе, как эту ложку с кашей суют тебе в рот, и ты ее выплюнуть не можешь, потому что мама смотрит на тебя строго, и проглотить ее не можешь, так она тебе отвратительна. И в ответ на новую ложку каши — рвотный рефлекс. А в тебя ее продолжают всовывать… (Это удивительно — но от разных взрослых людей я слышала именно такое одинаковое описание, когда они вспоминали свой детский опыт, свою реакцию на требование: «Ешь, я сказала!»)