Гопи Кришна - Кундалини: Эволюционная энергия в человеке

Это продолжалось без перерыва в течение нескольких недель. Каждое утро возвещало новую волну страха, свежие раны и без того измученной нервной системы, приступ еще более глубокой меланхолии или ухудшение психического состояния. Со всем этим я должен был бороться после бессонной ночи, собрав остаток сил, чтобы ужас не поглотил меня целиком. Стойко выдержав дневные мучения, я готовил себя к еще более тяжелой ночной пытке. Человек радостно преодолевает невообразимые трудности и храбро вступает в неравную борьбу, если находится в нормальном психическом и физическом состоянии. Я же полностью потерял уверенность в своем рассудке и жил в собственном теле, словно чужак, запуганный и загнанный бесконечным преследованием. Мое сознание было В до того неустойчивым, что я не представлял, как буду вести себя в следующую минуту. Оно вздымалось и опускалось, словно волна, то поднося меня на гребне над страхом, то низвергая в пучину еще большего отчаяния. Казалось, что поток жизненной энергии, поднявшись вдоль позвоночника и соединив каким-то загадочным образом мой мозг с местом у основания позвоночного столба, затеял странную игру с моим воображением. Но я не мог ни остановить этот поток, ни противиться его воздействию на мои мысли. Были ли это первые симптомы психического расстройства? Терял ли я рассудок? Эта мысль неизменно повергала меня в отчаяние. Причиной моего подавленного настроения были не столько неописуемая странность состояния, сколько опасения за сохранность рассудка.

У меня пропали все чувства к жене и детям. Моя любовь к ним шла из самой глубины души. Но источник ее как будто иссяк. Казалось, что иссушающий вихрь пронесся по каждой поре моего тела, стирая любовь к ним без следа. Я смотрел на своих детей, пытаясь каким-то образом воскресить былую любовь, но тщетно! Похоже, мое чувство угасло безвозвратно. Они казались мне чужаками. Пытаясь воскресить любовь, я то и дело ласкал их, говорил им нежные слова, но мне никак не удавалось делать это с подлинной теплотой, присущей истинной привязанности. Я знал, что они — моя плоть и кровь, и осознавал свой отцовский долг. Мои суждения были столь же критичны, как и прежде, но любовь умерла. Воспоминания о покойной матери, которую я искренне любил, уже не несли за собой волны сильных эмоций. С отчаянием я взирал на гибель этих глубоких чувств, осознавая, что стал совершенно другим человеком, лишенным всего, что придает жизни настоящее очарование.

Со страхом в сердце я изучал свое психическое состояние. Сравнивая свою новую личность с тем, каким я был прежде, я не мог не заметить разницы. Мое сознание расширилось. Жизненная энергия, питающая огонь моего существа, сейчас вливалась прямо в мозг — прежде этого не было. Однако свет был нечистым и изменчивым; огонь не был устойчивым и сияющим, как при нормальном состоянии сознания. Он становился то ярче, то тусклее. Несомненно, круг его света стал шире, чем прежде, но этот свет не был таким прозрачным. Было такое чувство, словно я смотрю на мир сквозь дымку. Поднимая глаза к небу, я не видел той прекрасной лазури, что раньше. Я всегда отличался хорошим зрением, и сейчас с моими глазами проблем не было — я мог читать текст, напечатанный мелким шрифтом, без напряжения и прекрасно различал мелкие детали вдали. Безусловно, со зрением все было в порядке, но что-то произошло с моей познавательной способностью. Записывающее устройство работало отлично — проблема заключалась в наблюдателе.

Сознание обычного человека регулируется столь четко, что он может не замечать в нем перемен с детских лет до старости. Он знает себя, как сознательную сущность, с точкой осознания, размещающейся преимущественно в голове и распространяющейся на туловище и конечности. Закрыв глаза, чтобы внимательно изучить ее, такой человек замечает сознательное присутствие (самого себя), локализованное в области головы. Мне удалось определить (несмотря на свое психическое состояние), что область сознания во мне значительно расширилась. Она была такой же, как и тогда, в видении, но сейчас не было и намека на счастье. Напротив, настроение было мрачным, подавленным и сопровождалось чувством страха. Казалось, что длительная концентрация открыла в моем мозгу еще не полностью развившийся центр, питающийся потоком энергии, непрерывно льющейся из области репродуктивных органов. Расширившееся поле сознания было порождением этого закрытого прежде центра, и центр этот плохо функционировал. На то было две причины: во-первых, его преждевременное, форсированное раскрытие; во-вторых, мое полное незнание, как приспособиться к новым условиям.

В течение нескольких недель я боролся с депрессией, вызванной все ухудшающимся состоянием. Мое лицо стало бледным, я исхудал и потерял много сил. Пища вызывала во мне отвращение, и страх сжимал мое сердце каждый раз, когда мне приходилось проглатывать кусок. Часто я вставал от стола, даже не прикоснувшись к еде. Вскоре мой дневной рацион был сведен к одной или двум чашкам молока и нескольким апельсинам, Я знал, что не смогу долго протянуть на такой скудной диете, но ничего не мог с собой поделать. Я сгорал изнутри, но не представлял, как умерить пламя. Я сократил прием пищи, но при этом расход энергии значительно возрос. Я находился в состоянии постоянного беспокойства и не мог просидеть на одном месте более получаса. Когда я все же заставлял себя сидеть, не двигаясь, внимание тут же направлялось к странному поведению моего ума. Чувство страха, ни на миг не покидавшее меня, сразу же усиливалось, и сердце начинало бешено колотиться в груди. Мне нужно было чем-то отвлечь внимание, чтобы не думать об ужасе своего положения.

Чтобы не давать уму обращаться к самому себе, я стал много гулять. Искупавшись утром, я тут же отправлялся на прогулку, чтобы развеяться после бессонной ночи, когда я вынужден был неподвижно лежать в кровати наедине с жуткими видениями, разворачивающимися перед моим внутренним взором. По дороге я встречал немало своих знакомых, тоже совершающих прогулку, но при этом весело беседуя и смеясь. Будучи не в состоянии разделить их веселье, я безмолвно проходил мимо, ограничиваясь лишь кивком в Знак приветствия. Я не испытывал интереса ни к кому. Ненормальность собственного положения всецело занимала мой ум. Дням я иногда заходил в свою комнату или выходил в сад, разглядывая различные предметы, но не мог сосредоточиться хотя бы непродолжительное время ни на одном. Я считал шаги, глядя то на пол, то на стены, то на потолок, и, напрягая всю оставшуюся силу воли, пытался не дать своему уму оставаться неподвижным, Я отчаянно боялся собственного вышедшего из-под контроля ума.