Томас Троуб - Лицом к лицу со страхом. Путеводитель на пути к близости

Принятие «Не-Я» – важный процесс становления зрелости, подводящий нас к принятию собственного одиночества. Близкие отношения часто приводят нас к первым и грубым столкновениям с одиночеством. Чем глубже наша близость с кем-то, тем больнее могут быть чувства «Не-Я», потому что они идут бок о бок с мгновениями глубокого слияния. Необходимо разобраться с ожиданиями найти кого-то, кто будет полностью «Я». Нам придется проснуться от этого сна. Работать со страхами разделения значит постепенно сталкиваться с чувствами «Не-Я». Осознавать незащищенность, признавать различия, но все же удерживать сердце открытым – это большая медитация.

Страхи слияния могут быть ужасающими. Они касаются наших страхов потерять себя. Исследуя мои собственные страхи близости, я нашел в них много сторон. Одной из них было мое сильное стремление к пространству как к возможности быть с самим собой, найти себя, и отталкивание близости из страха попасть под контроль, подвергнуться манипуляциям или быть подавленным женщиной. Я справлялся с этим страхом путем постоянной изоляции, живя в иллюзии ложной самодостаточности и никогда на самом деле не открываясь.

Начав осознавать собственную антизависимость, я увидел, что мои потребности в «пространстве» (а это для антизависимых одно из священных слов) были нереальными. Говоря, что я нуждаюсь в собственном «пространстве», я не смотрел достаточно глубоко вовнутрь. Что я подразумевал под «пространством»? Было ли это то, что я хотел на самом деле? На самом дне я стремился к тому, чтобы найти себя, но не «пространство». Я никак не приближался к нахождению себя, удаляясь в свою пещеру и оставаясь один. Этому одиночеству недоставало искренней решимости найти себя. Из-за стыда нам трудно признать потребность во времени, чтобы найти себя. Нам всегда приходится отдавать себя за любовь, и мы боимся, что, уделив время тому, чтобы идти вовнутрь, будем наказаны.

Я удалялся в «пространство», но большую часть времени чувствовал себя виноватым. Почему? Потому что «не получал» разрешения, чтобы найти себя. Я не признавал своей потребности и не принимал риск столкнуться с неодобрением. Чувство вины создает гнев и порождает реакцию, потому что исходит из неясности намерений. Естественно, я обвинял партнеров по отношениям в том, что они мешают мне быть свободным, мешают найти себя и быть в одиночестве. Я проецировал на них свою вину за неспособность делать все это. Когда мы оказываемся в ловушке любого рода проекций, то убеждаем себя, что за это ответствен другой. И у нас остается мало пространства, чтобы видеть, что на самом деле происходит внутри.

Есть вторая причина, по которой наша неразборчивая потребность в «пространстве» нереальна. Часто это способ бежать от столкновения со страхами сближения. Я не мог видеть собственного ужаса, потому что не хотел иметь с этим дела. У мужчин очень распространены эти чувства – страх оказаться под контролем, чувство вины за стремление к одиночеству, реактивность в отношении женщин, ложная самодостаточность и бессознательное проигрывание гнева и страхов по отношению к материнской энергии. Парадокс в том, что, пока мы бежим от этих страхов, это никак не помогает вернуть нашу силу. Мы не можем вызвать подъема энергии, пока не столкнемся со страхами.

У женщин, я думаю, процесс слияния, хотя и более естественный и знакомый, также вызывает страхи оказаться под контролем. Многие женщины были глубоко обусловлены быть зависимыми от мужчин и подчиняться им. Когда они избавляются от этой программы, часто возникает интенсивная реакция на родительски снисходительную и покровительственную энергию их отцов и вообще ориентированную на мужчин культуру, которая принизила женщин и низвела до инфантильности. Открытость по отношению к мужчине снова вызывает страх потерять тождественность и силу и оказаться в подчинении.

Другой аспект страхов слияния приходит из стыда. Выйдя из изоляции и рискуя оставаться открытым, я часто сталкиваюсь со стыдом из-за неспособности быть в близких отношениях и страхом, что я не умею делиться и быть с кем-то эмоционально близким. Выйдя из отрицания и приняв свои страхи, я увидел, что единственной причиной, по которой я осуждал интимность, было то, что я не понимал, что это такое, и не умел этим пользоваться. Меня никто никогда не учил. Я не привык показывать свои интимные чувства и ими делиться. Я даже не осознавал, что они у меня есть. Я обусловлен быть «делающим», и это у меня всегда хорошо получалось. Я научился наслаждаться тем, что что-то делаю, но гораздо труднее было научиться «быть». Интимное выражение гораздо ближе к тому, чтобы делиться бытием, чем «деланием». Человеку, не воспитанному в среде, где глубокое интимное проявление было правилом (что, как я подозреваю, верно в отношении большинства из нас), приходится заново учиться быть открытым и поддерживать близость.

Процесс, в котором мы учимся сливаться и сталкиваться со страхами потеряться в другом, – большой вызов. Я замечаю, что открытость постоянно приводит меня в шок, и нахожу, что соскальзываю обратно в старые стратегии и прячусь в изоляции. Когда возникает шок, я отступаю и резко прерываю контакт вопреки своему желанию столкнуться со страхами. Я больше не могу определить, чего хочу. Мне сложно понять, хочу ли я быть один или быть с другим. Шок слишком силен, чтобы что-нибудь чувствовать. Я не могу даже выразить, что со мной происходит. Но быть в этом шоке, со всем его онемением и замешательством, – значительная часть процесса того, чтобы снова открыться.

Когда я впервые исследовал, этот танец между слиянием и разделением, я подумал, что он удобно соответствует линиям Зависимого и Антизависимого. Зависимый скрывает страхи разделения зависимостью, а Антизависимый – страхи близости изоляцией. Но теперь я вижу, что эта раздвоенность ложна. Во всех нас есть глубокие страхи расставания и слияния. Эти два стиля – только поверхностные проекции наших страхов. Как только мы начинаем добросовестно исследовать себя, отождествленность с ролями исчезает.

Драма Зависимого и Антизависимого – только первый уровень нашего путешествия. Без осознанности и решимости мы остаемся на этом нижнем уровне. Но научиться танцу слияния и разделения – значит перейти на гораздо более высокий уровень. В этой точке каждый из партнеров признает, что несет глубокие раны слияния и разделения, которые нужно проработать, и помогает в этом другому. С такого рода пониманием, состраданием и решимостью история может стать совершенно другой. Мы сближаемся, уже осознавая, что оба несем глубоко раненное сердце, и что должны ступать легко и чувствительно . Любая мелочь может спровоцировать ту или другую рану.