Тензин Гьяцо - Гармония миров. Диалоги о деятельном сострадании

Но если вы хотите быть более точными, то можно сказать, что здоровый человек — этот тот, кто, имея возможность быть полезным другим, занимается этим служением. Когда это невозможно, то он, по крайней мере, избегает причинения вреда. Человек, делающий это, — здоровый человек. Такова сущность буддизма. На самом деле, я полагаю, это сущность всех духовных традиций.

Дэниел Гольман: Следовательно, единственный человек, любящий того, кто нелюбим, может открыть путь к состраданию?

Далай Лама: Да, именно так.

Маргарет Бренман-Гибсон: Очень часто бывает такая ситуация, когда тот, кто помогает, психотерапевт, оказывается единственным человеком, который может испытывать настоящую любовь к человеку, приходящему к нему со своим страданием, своей болью и представления не имеющему о том, что в нем есть что-то заслуживающее любви.

Так что я часто говорю студентам после первого часа, когда они знакомятся с пациентом, испытывающим большие страдания и ждущим какой-то помощи: «Нравится ли вам этот человек вообще? Правда, честно?» И если ответ бывает: «По правде говоря, нет», — тогда я говорю: «В таком случае, пожалуйста, предоставьте кому-нибудь другому быть психотерапевтом этого человека. Если вы не можете увидеть в этом человеке ничего, достойного любви, к чему вы могли бы найти правильный подход, то вы не тот человек, который может помочь этому пациенту».

Далай Лама: Да, именно так. Это совершенно верно.

Дэниел Гольман: Создается впечатление, что когда люди долгое время испытывали чувство нелюбви к себе или были жертвами, были оскорбляемы родителями и так далее, то им очень трудно найти сострадание для других людей. Ваше Святейшество, как можно помочь тому, кто не чувствует любви к самому себе, чтобы быть в состоянии любить других, быть сострадательным?

Далай Лама: Если этот человек никогда не встречался с любовью, направленной на него, ни с чьей стороны, если ни один человек никогда не проявлял любви к нему, то это очень трудно. Но если тот человек сможет встретить хоть одного человека, который проявит бескорыстную любовь — просто дружелюбие и сострадание — то даже если он никогда сам не испытывал сострадания, когда он знает, что кто-то проявляет по отношению к нему любовь, то это обязательно окажет свое влияние и будет иметь отклик. Ведь семя сострадания заложено в самом человеке, и это проявление любви служит катализатором, способствует созреванию этого семени.

Стивен Левин: Ваше Святейшество, я знаю многих людей, которые после углубленной работы над собой доходят до такого момента, когда трудно испытывать радость в своей жизни. Это нечто большее, чем просто признание, что после удовлетворения желания и получения удовольствия наступает страдание. У многих людей, занимающихся служением другим, которых я знаю, возникает глубокая печаль. В их жизни немного радости. Как нам научиться испытывать радость в Дхарме?

Далай Лама: Может быть, вам надо немного поучиться у тибетцев. Тибетцы по-настоящему веселые люди. Я шучу. Когда кто-то всю свою жизнь переживает множество трагедий, то здесь может быть полезно признать ту точку зрения, что существует бесконечная череда прошлых жизней, а также и будущих. И тогда, даже если теперешняя жизнь кажется безнадежной, существует более широкий контекст.

Но, я полагаю, вы говорите не о жизни, полной несчастий, но о жизни, сосредоточенной на духовной практике и на служении, и в этой ситуации всё же человек испытывает депрессию и печаль, не имея способности к радости. В процессе медитации можно достичь очень глубокого интуитивного проникновения в природу ума и природу круговорота бытия — неудовлетворенность. В её процессе развивается страстное желание вырваться из этого круга страдания. Однако, может оказаться, что личная практика и занятия в обществе не оправдают этих ожиданий. У вас получается не так, как вам хотелось, как вы ожидали, и это разочарование может уменьшить вашу способность радоваться. Так что, может быть, дело в ожиданиях. Возможно, у вас были слишком большие ожидания вначале, что и лишило вас радости впоследствии.

Джин Шинода Боулен: Ваше Святейшество, у меня вопрос о равновесии между отчужденностью и состраданием. В традиционной западной психотерапии, по-видимому, существует другой уровень близости, который поощряется нами в человеке — способность быть ближе к другому человеку — чем тот, который, как я полагаю, поощряется и развивается в тибетском буддизме. Позиция буддиста, мне кажется, больше похожа на позицию психотерапевта. Как психотерапевты мы имеем сострадание, но не даем оценок. Мы отстранены, мы наблюдаем чувства другого человека и стараемся не быть захваченными своими собственными чувствами, когда находимся на работе. Но если бы нам пришлось сохранять такого рода отношение дома, наблюдать самых близких нам людей и не реагировать, а только наблюдать их, думать о них и чувствовать к ним сострадание, то тогда мы недостаточно близки, чтобы выработать интимность, которая длится годы и погружает нас в наши собственные чувства. Одна из проблем психотерапевтов, которая, может быть, есть и у медитирующих, это неспособность через какое-то время спонтанно реагировать на ситуацию другого человека. Продолжив эту линию, мы можем дойти до отчужденности создателей бомб, когда мы находимся слишком далеко от уровня сердечности, уровня участия и уровня страха — всех эмоций.

Необходимо приблизить эти две противоположности — быть способным наблюдать и быть сострадательным, принимать участие и проявлять заботу, чтобы чужие утраты затрагивали нас, другие люди на самом деле что-то значили для нас, и мы бы глубоко горевали вместе с ними и переживали за них, потому что они для нас небезразличны, а вовсе не потому, что стали патологически к ним привязаны. Я полагаю, что существует другой оптимальный уровень для нашей работы. Я выдвигаю это в качестве наблюдения, а также хочу указать на потенциальную теневую сторону медитационной практики.

Далай Лама: Если вы чувствуете глубочайшее сострадание, то это уже подразумевает интимную связь с другим человеком. В буддийских текстах говорится, что мы должны развивать такую любовь, какую мать питает к своему единственному ребенку. Это самое сокровенное. Буддийское понятие привязанности — это не то, что предполагают западные люди. Мы говорим, что любовь матери к своему единственному ребенку лишена привязанности.

Джэк Энглер: Американцы, в частности, часто считают, что мы имеем право быть счастливыми. Действительно, мы сердимся, если мы не счастливы или когда кто-то другой получает то, чего мы не получаем, или он получает больше нас. Кажется, это внедрилось во многие положения, на которых построена наша страна.