Ларри Розенберг - Жизнь в свете смерти. Об искусстве быть живым

Я бы хотел подчеркнуть, что, несмотря на свою исключительность, момент смерти — всего лишь часть нашей жизни. И к нему применимы обычные принципы. Анализируйте то, что происходит в вашем теле и сознании. Будьте самим собой. Взгляните на все свежим взглядом — ведь с вами этого никогда не случалось.

Думаю, что главное в данной ситуации — выработать к ней так называемый подход новичка, как называет его Судзуки Роши, или, как любит говорить дзен–мастер Цзюнь Сан, «подход незнающего человека» — человека, который знает, что он ничего не знает. Такому человеку мешает одно — традиционное представление о том, что такое смерть и что нас ждет после нее. Поэтому лучше всего относиться к смерти и вообще к любым событиям нашей жизни без особых надежд и ожиданий.

Мой коллега, преподаватель випашьяны Родни Смит, много лет проработавший в хосписе, говорил мне, что труднее всего умирают люди, которые думали, что смерть станет для них духовным опытом. Это не значит, что смерть лишена духовности. Просто лучше всего не ожидать от смерти вообще ничего.

Говоря об уме «новичка» или «незнающего человека», я имею в виду отнюдь не банальное невежество. Я говорю о сознании своей ограниченности, о сознательном сопротивлении желанию ума считать себя всеведущим и гордиться накопленными знаниями. Такая открытая наивность лежит в основе практики Дхармы. Она одновременно является и концом процесса, и его началом. Она помогает нам почувствовать себя по–настоящему живыми.

Можно провести аналогию еще с одной практикой. В Японии, когда человек готовится стать самураем, ему приходится проходить тяжелые тренировки, аналогичные нашей духовной практике. Будущий самурай должен привести свое тело в прекрасную боевую форму. Он изучает различные приемы владения мечом и другими видами оружия и готовит себя к возможным психологическим стрессам.

Но когда он наконец заканчивает обучение, овладевает всевозможными навыками и готов вести бой на самом высоком уровне, ему еще предстоит научиться… не ожидать ничего. Не ожидая ничего, самурай идет в бой. Может быть, во время схватки с посредственным противником имеет смысл планировать, пытаться угадать его намерения. Но, если противник силен, не стоит загадывать. Нужно, чтобы ум был чистым и ясным, нужно быть готовым ко всему. Ведь никогда не знаешь, что может предпринять действительно сильный враг. Буддизм называет такое состояние умением смотреть в десяти направлениях сразу — своего рода повышенная, универсальная внимательность.

Это не значит, что можно пригласить любого парня с улицы, спросить его, знает ли он, как сражаться, и если он ответит «нет», то следует тут же отправить его в бой, потому что он и есть настоящий «незнающий». Незнание требует определенного технического мастерства. Это своего рода высшая мудрость. Это естественное состояние чистого, молчаливого ума.

Можно достичь состояния «незнания», если внимательно посмотреть на «знающего» человека или, по крайней мере, на того, кто считает себя таковым, и попытаться понять, как он приобрел свои знания. Источником знаний прежде всего являются семья, родственники. Часто семейное воспитание оказывается очень сильным и влияет на восприятие мира в целом. Далее, определенные знания дает принадлежность к той или иной этнической группе. Есть знание, которое мы получаем благодаря принадлежности к определенному социальному слою, к определенному окружению. Есть знание, зависящее от страны, в которой мы живем: мы с детства усваиваем принятые в ней обычаи, традиции и кодекс поведения.

Далее, есть знание, которое мы получаем из книг и занятий, из уст учителей, знание той или иной дисциплины. И есть, разумеется, «мудрость улицы», знания, которые дает нам повседневная жизнь. Живя в Бруклине, я много раз слышал заявления типа: «Я университетов не кончал, но прошел хорошую школу жизни и знаю то, чего нет в книжках». Вероятно, вы тоже встречали выпускников этой «школы».

Я уверен, что вы, как и я, понимаете ограниченность таких знаний. Вспомните, как в детстве друг приглашал вас к себе в гости и у него дома вы открывали для себя целый новый мир. И если друг был другой национальности или принадлежал к другому социальному кругу, то мир, в котором он жил, казался вам особенно непривычным. А если он был родом из другой страны, то это вообще была полная экзотика.

Как–то вечером ко мне на занятие в Кембридж пришли двое проповедников–мормонов. Вам, наверное, доводилось встречать подобных людей. Их легко узнать по белым рубашкам, узким галстукам и темным костюмам. Когда я закончил выступление, они засыпали меня вопросами. Они раскритиковали мои взгляды и философию буддизма вообще, поскольку буддисты не верят в Бога и не признают Иисуса Христа. Буддизм, по их мнению, — просто азиатское мировоззрение, лишенное всякой духовности.

Отвечать на их вопросы не имело смысла. Они просто пытались обратить моих учеников в свою веру. Тогда я решил подойти к ситуации по–другому: попытался доказать им, что любая религия или система знаний по–своему всегда ограниченна, несмотря на все претензии на универсальность. «Послушайте, — сказал я, — я понимаю, что ваша религия правильная, а моя неправильная. Но вы родились мормонами в штате Юта, а я — еврей из Бруклина. Как вы думаете, если бы нас с рождения поменяли местами, мы бы продолжали отстаивать прежние взгляды?»

Мормонский проповедник ответил, что Бог дал ему счастье родиться в Юте. Но я надеюсь, что мои ученики поняли, что я хотел сказать.

Всякое знание ограниченно. Но я имею в виду не провинциальную ограниченность. Как бы оно ни было обширно, знание все равно основано на опыте. Оно смотрит на вещи взглядом вчерашнего дня. Мышление, опережая события, пытается истолковать то, что происходит, на основе нашего прошлого опыта, а потом возвращается в исходное состояние. Поэтому мы даже не замечаем, что о чем–то подумали. Нам кажется, мы знаем, что с нами происходит. Но при этом можем заблуждаться.

Вот почему «незнающий» ум дает нам новую степень свободы. Практика сознательного отношения помогает понять, как мысль выходит из своего укрытия и истолковывает происходящее. Мы учимся различать мысль и действительную реальность. Мы даем мыслям возможность возникнуть и уйти, не цепляясь за них. Мы начинаем понимать, что с нами происходит в действительности. Чем больше мы не знаем, тем больше мы понимаем.

Таково преимущество «незнающего ума». Неизвестное подразумевает глубокую тишину, лучистую чистоту ума. Но, чтобы достичь его, необходимо расстаться с известным, шагнуть из известного в неизвестное. Боязнь неизвестного зачастую есть лишь нежелание расстаться с известным, потому что известное — это тот материал, из которого мы создаем себя. Оно нам знакомо и дает чувство безопасности, пусть даже и мнимое.