Ларри Розенберг - Жизнь в свете смерти. Об искусстве быть живым

Наконец Бадараяна сказал: «Ты знаешь, почему мне так хотелось сюда прийти?» «Чтобы показать мне ценность жизни?» — спросил я. «Верно. Но есть и более глубокие причины. Этот случай — хороший стимул к духовной практике. Он показывает, как мало в нашем распоряжении времени и как плохо мы умеем его ценить. Этот человек не знал, что умрет так скоро.

Жизнь ценна не сама по себе, а как возможность для практики. И это главный урок, который мы можем извлечь, глядя на этого человека. Пусть он послужит нам стимулом для духовной практики».

Йога в большей степени, чем буддизм, научила меня достойно стареть. Буддизм сосредоточен на изучении истинной природы тела с целью доказать, что она не отражает сущность нашей личности. Будда был хорошо осведомлен о пользе прогулок, умеренной диеты и здорового дыхания, но не ставил их на первое место. Впоследствии один из моих учителей в Таиланде, Аджаан Буддадаса, сказал, что йога и йогическая практика, вероятно, воспринимались во времена Будды как нечто само собой разумеющееся. Они являлись частью духовной культуры Древней Индии.

Буддизм пытается глубже осмыслить понятие смерти. Например, созерцание кладбищ входит в «Сатипаттхану–сутру» — своего рода «декларацию независимости» для тех, кто практикует по методу випашьяны. В тексте смело заявляется, что глубоко осознанная связь между телом и душой может освободить нас от страданий.

Увлекшись буддизмом, постепенно я сам стал медитировать на тему смерти вместе с тайскими, шриланкийскими и бирманскими монахами. В этих странах общепринятой и уважаемой является практика Маранасати, или «сознавания смерти», она очень популярна среди медитирующих. В Америке эта практика не очень известна. Ее ценность несомненна, и постепенно, по ряду причин, я включил ее в свой курс преподавания.

Во–первых, ни я, ни мои ученики с годами не становимся моложе и все больше думаем о своем возрасте. На меня большое влияние оказала смерть отца, которая случилась несколько лет назад. Мой отец был очень колоритной и обаятельной личностью — и вдруг превратился в холодный труп, который позже стал горсткой пепла в урне. Некоторое время я держал урну с его прахом на алтаре для медитации, а потом отец стал частью Атлантического океана, над которым я развеял его прах. Конечно, самое главное — он был моим отцом. При жизни мы были очень близки, и я любил его.

Смерть Кришнамурти тоже сильно повлияла на меня, потому что я очень любил его и его ясные, сильные проповеди. В личной жизни он был мягким, непритязательным человеком, но, когда начинал говорить, буквально загорался. Такое ощущение, что его устами говорил сам Господь Бог. Тем не менее Кришнамурти, как и все люди, тоже был смертен. От его замечательной жизнерадостности ничего не осталось.

И вот я начал учить сознаванию смерти. Делать это приходилось очень тактично. На первом занятии один из моих учеников — здоровый, рослый мужчина — буквально выскочил из комнаты в панике. После этого я стал гораздо осторожнее. Практика сознавания смерти, безусловно, подходит не каждому и требует соответствующих условий: времени и места. Она помогает только тем, кто готов ее воспринять, и облегчает таким людям освоение практики Дхармы.

Рано или поздно нам придется столкнуться со смертью, которая является противоположностью жизни. Жизнь — это то, что происходит сейчас, а смерть — то, что ждет нас в конце пути, желательно долгого. В этом высказывании сквозит определенная легкомысленность. Нас могут окружать старики, больные, умирающие или мертвые. Но мы–то живы, здоровы и сравнительно молоды и столкнемся с подобными проблемами не скоро.

Наше общество особенно страдает от подобного легкомыслия. Мы возводим на пьедестал молодежь, больных помещаем в больницы, пожилых — в дома для престарелых. Мы украшаем мертвецов в моргах, чтобы они выглядели живыми и привлекательными, делаем все, что в наших силах, чтобы убрать смерть из нашего сознания. Мы всю энергию вкладываем в приобретение материальных благ, знаний, титулов, земли, друзей и любовников. Мы думаем, что нам нужны эти вещи, но на самом деле используем их для того, чтобы возвыситься в собственных глазах. Жизнь, наполненная заботами о материальном благополучии, помогает нам не думать о старости и смерти. Вещи помогают нам о них забыть.

Но суровая правда жизни состоит в том, что мы начинаем стареть с самого момента нашего рождения, не зная точно, когда придут болезни и смерть. Никто не застрахован от них. Смерть отберет у нас все наши приобретения, все, что связано с нашим «я». Смерть сопровождает нас повсюду. Нам нравится смотреть фильмы–катастрофы, например «Титаник», забывая, что мы и в самом деле находимся на «Титанике» и подобно его пассажирам думаем, что отправились в увеселительное плавание.

В то же время в глубине души в каждом из нас живет страх болезни, старения, смерти, и этот страх съедает наши силы — ведь мы тратим массу энергии на то, чтобы избежать или подавить его. Между тем вызвать этот страх наружу и взглянуть ему в лицо, как это сделали мы с Бадараяной и другими учителями, необходимо. Посмотрев в лицо смерти, человек начинает больше ценить свою жизнь, дорожить каждой ее секундой.

Конечная цель буддийской практики — освобождение, пробуждение, нирвана. Это достижение бессмертия. Именно привязанности, которые сформировались у нас при жизни и которые смерть у нас отбирает, заставляют нас страдать в этом мире. Будда ясно высказался по этому поводу: привязанность к вещам, особенно к чувству собственного «я», — вот что заставляет человека страдать. Сознание того, что после смерти нам придется расстаться с тем, что нам дорого, должно помочь нам отказаться от этих привязанностей уже сейчас и уберечь от страданий. Если мы представим, что умерли для земных привязанностей, то меньше станем бояться смерти. Сияющий свет смерти освободит нашу жизнь.

Будда оставил нам пять заповедей о смерти и советовал размышлять над ними как можно чаще.

1. Я подвержен старению. Старение неизбежно.

2. Я подвержен болезни. Болезнь неизбежна.

3. Я подвержен смерти. Смерть неизбежна.

4. Я стану другим, свободным от всего, что мне дорого и приятно.

5. Я хозяин своих поступков, наследник своих поступков, рожден из своих поступков, связан своими поступками и зависим от них. Что бы я ни сделал — хорошего или плохого, — все это скажется на моей судьбе.

Размышления, конечно, не самые веселые, и большинство людей, знакомясь с ними, испытывают тоскливое ощущение. Они ничего не имеют против буддийского учения о непостоянстве всего земного, пока дело не коснется их самих. Между тем задача медитирующего — применить закон непостоянства лично к себе.