Софроний - Духовные беседы

До Христа и вне Христа, за всю историю мира, никто другой нас этому не учит. Я хочу сказать вам, что был такой момент, когда эти слова дошли до моего сердца «иным порядком», исходящим от Самого Бога... О, если бы мне удалось, при моем жалком ныне состоянии, которое вы знаете и видите, помочь вам глубоко в сердце воспринять этот Образ, чтобы ваша монашеская жизнь навсегда исполнилась вдохновения свыше! Вся наша жизнь становится другою: не по внешности своей — внешне ничего нет, — а только по внутреннему сознанию нашему, которое нам дается по благодати Духа Святого. Жить всего Адама — очень многим покажется какой-то философской фантазией; но, конечно, не об этой философии идет речь в Евангелии. Это — состояние Христа, Который Сам, являясь и Творцом человека, и облекшись в нашу рабскую форму бывания, действовал в некоторые моменты, «как Человек...» (ср. Флп. 2:5–7) и когда мы узреваем «такого» Человека, то естественно и в нас рождается желание уподобиться Ему; также тогда мы поймем и слова свт. Иоанна Златоустого: «Ад прият тело, и Богу приразися. Прият землю и обрете небо». [52] Свт. Иоанн Златоуст. Слово на Святую Пасху Триодь Цветная. М., 1847. С. 8.

Эту жизнь я назвал «вдохновением свыше». Наша беседа о сем предмете совпадает с днями, когда мы особо вспоминаем нашего духовного отца святого Силуана. Бог дал ему с самого начала монашества молитву за весь мир, за всего Адама — с глубоким плачем: большим, чем за самого себя. И опять подчеркиваю: имеется в виду «состояние» нашего духа, возможное только по действию благодати Божией, и в этом его качественное отличие от всякой философии и даже — скажу дерзкое слово — от всякой интеллектуальной теологии.

Если такое вдохновение коснется нашего сердца, мои дорогие братья и сестры, то, повторяю, это вдохновение явится неистощимым, ибо в нем заключено начало вечной жизни, и, хотя телесный состав наш будет разлагаться, вдохновение сие будет жить в нас могучим образом, мощной силой. Тогда трудно тому, что именуется унынием, прикоснуться к нам, как бы мы ни страдали. Конечно, живя общиной, мы будем иметь многие внешние ограничения, как «программу» дня, некоторый «устав», какие-то «правила» и тому подобное; но Дух, исходящий от Бога Отца, превосходит все эти формы и правила. Внешне мы все сие должны сохранить, ибо это утвердит нас, — имею в виду послушание и все другие методы воспитания монаха. Они необходимы для того, чтобы постепенно ввести нас в духовное состояние, в котором был и Сам Христос. Тогда мы увидим, что ничего банального, мелкого, ничтожного в жизни нет. У блаженного Силуана, в его очень простых и трогательных словах, говорится о монахе: «Ходит сей человек ногами по земле и работает руками, и никто не знает и не видит того, что духом он пребывает в Боге вечном». [53] Архим. Софроний. Преподобный Силуан Афонский. С. 204. И если самое важное — пребыть духом в Боге, то легко будет сохранить всякие законы, всякие внешние правила, не будучи рабом какого бы то ни было ограничения.

О, как хотел бы я дать вам понять моими словами, что я в глубине души мыслю, когда я говорю о «вдохновении свыше». Конечно, я имею в виду вдохновение от Духа Святого; но оно зависит не только от Бога. Вы, быть может, скажете: «Что за странное слово?» (ср. Ин. 6:60), но смысл его такой — Бог с человеком насильно ничего не делает. Он открывает нам образ Христа и затем оставляет нас в свободе — последовать или не последовать. В книге я написал: «Во Христе, воплощенном Логосе Отца, нам дано созерцать предвечную идею Бога о человеке». [54] Архим. Софроний. Видеть Бога как Он есть. С. 183. Когда нам дано от Бога узреть образ человека, задуманного Богом, тогда в нас появляется духовная жажда уподобиться Христу; тогда Богу дается место в нас. И в этом смысле говорим мы, что излияние на нас благодати зависит не только от Бога, хотя только у Него эта жизнь (Ин. 1:4), но отчасти и от нашего расположения — принять или не принять.

Итак, я хотел бы вам, дорогие мои братья и сестры, особенно те, что пришли недавно, передать сие: откройте ваши умы и сердца, чтобы Дух Святой начертал образ Христа в вас, и тогда все монашеское житие наше будет как нечто совершенно неописуемое человеческим словом.

Христос и в Гефсимании, и на Голгофе жил все время мыслью об Отце, так и мы будем жить; но мы будем жить скорее Христом, а не Отцом. Они нераздельны, но с нами Христос находится еще в «деле» (см. Ин. 17:4) — как спасти нас, и мы только через Него приходим к Отцу (ср. Ин. 14:6). Духа Святого мы узнаем по тому, что Он говорит нам — Он говорит то же, что сказал Христос. А если он говорит обратное, то это уже не есть Дух (ср. 1 Ин. 2:22, 4:1–3; 1 Кор. 12:3), третье Лицо Святой Троицы. Практически наша жизнь становится христоцентричной, так что на первом плане перед нами стоит, прежде всего, лик Христа.

Итак, да благословит Господь ваш приход, мои молодые братья и сестры! Я готов служить вам до моего последнего издыхания.

О встрече с понятием «прелесть». Что такое прелесть и «звезда непрелестная». Критерий непрелестной жизни: «Сподоби Господи в день сей...» В отвлеченном богословии скорее возможны ошибки. Наша цель — «Кто живет просто...». Прп. Силуан — исключительное явление: не надо себя равнять с ним. Бог видит нас, а не мы Бога. О непонимании, что есть грех, — обвинение Бога. О смирении себя и богооставленности.

Вот, я, естественно, радуюсь, когда встречаюсь с вами. Как Бог продлил мою жизнь, Ему единому известно. И до сих пор я живу каждый день непонятное состояние: как я живу, почему я живу, зачем? — Но для меня смысл в том, что я хотел бы передать вам весь мой опыт. Прежде всего положительный опыт, а не отрицательный. Он начался прежде, чем кто бы то ни было из вас явился на свет. Когда, возвратившись ко Христу, я начинал мой путь, то жил состояние ума, сердца и тела моего, в которое приводил меня Бог через молитву, — то есть состояние всего моего бытия. Тогда не было еще у меня понятия о том, что человек может ошибаться и что эти ошибки могут быть весьма трагическими и серьезными. Так, вся история человечества — ошибка Адама. Но они могут быть и малыми, едва заметными, едва отражающимися на нашем бытии земном.

Я встретился с понятием «прелесть» (греч.: πλάνη , франц.: égarement или illumination ) в Сергиевском институте, когда стал одним из первых его студентов. Я впервые услышал это слово из уст митрополита Антония Храповицкого. Это был замечательный иерарх и, может быть, первый кандидат на реставрируемый патриарший трон в России, но по жребию ему не выпало стать Патриархом, и он уехал за границу, в Югославию, и стал во главе Зарубежной церкви. Митрополит Антоний Храповицкий говорил о том, что даже на Афоне некоторые старцы — в прелести.