Софроний - Духовные беседы

Другой вопрос: при промыслительном отнятии благодати мы должны жить так, как будто бы благодать была с нами всегда, хотя она оставила нас в ощутимой форме. Сам Силуан так сказал: «Все, чему научила нас благодать, мы должны сохранить до конца». [39] См.: Там же. С. 103. И когда таким образом мы проявим нашу верность, тогда благодать сия дается в наше неотъемлемое достояние на всю вечность. Итак, когда в первом периоде благодать учит чему-нибудь, тогда все идет легко «как по маслу»: человек всех любит, перед всеми смиряется, ни на кого не набрасывается с тем, чтоб эксплуатировать, никому не вредит, но ведет себя, как тот монах, который никого не обидел за всю свою жизнь.. Но этот монах был еще молодым — ему было лет тридцать. Я сам знал и его, и другого монаха, который сказал, что его все любят, потому что он всем делает послушание. Конечно, я не писатель, а просто кающийся монах, но теперь, вспоминая этих и, других людей, можно было бы написать огромную книгу — «Величие человеческого духа во Христе». Итак, если нас благодать учит в самом начале любить и желать сделать каждому добро больше, чем самому себе, как пишет Силуан, [40] См.: Там же. С. 129. то, когда она отходит от нас, мы должны сохранить это как образ жизни нашей, как если бы благодать была с нами. И через это хранение мы покажем свою верность даже тогда, когда становится все «больно». И тогда мы понимаем слова Христа: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24).

Крест Христов — многосложная вещь. Христианин не может не страдать в этом мире. Видеть тот дух, который царит в мировой жизни, — уже является великим страданием для христианина. Мир живет, имея цели свои, которые совсем не похожи на цели Христа. И мы должны жить в этом мире, чтобы все-таки совершить каким-то образом наш христианский путь. В общежитии это дается гораздо больше, чем в пустыне. Когда мы научаемся жить с другим человеком, то мы научаемся жить с миллионом подобных ему людей. Когда я знаю десять или пятнадцать человек, живущих здесь, то знаю миллионы и миллионы людей в глубинах веков прошлого и в современности: их жизнь проходит через меня. Итак, благодать учит этому; и это, как говорил Силуан, мы должны хранить до конца нашей жизни. И тогда нам будет дано спасение.

Второй период именуется «отнятием благодати в ее ощутимой форме» — когда человеку всякое христианское действие становится трудным. Этот период страшно болезненный и тяжелый, но совершенно необходимый для каждого из нас на путях спасения. Потому что в этой верности заветам Христа проявляются наш характер, наше решение, наша вера. И как Господь говорит, сначала дается благодать человеку без того, чтобы он что-нибудь сделал. Потом эта благодать отымается с тем, чтобы дать человеку проявить свою верность. И потом, когда он проявит «верность в малом», дается ему в собственность его великое богатство — вечность (см. Лк. 16:10).

В своих внешних формах монашество хранит некую простоту, «без всяких претензий», но в своем существе оно неимоверно грандиозно. Это должно остаться в душе каждого из нас. Если мы в монастыре хотим строить наше спасение, то монастырь дает огромнейшее преимущество — в том, что мы с доверием можем вести христианскую жизнь. В миру это опаснее, потому что человек неизбежно сразу делается предметом эксплуатации и рабства.

Необходимо сохранить в себе это восприятие Христа: все человечество — это единое дерево, и все мы или ветки, или листья, или плоды на этом дереве. Естественно для всякого христианина стать носителем в себе всего Адама. Всякий из нас должен стремиться к тому, чтобы жить всю историю человека от сотворения мира до последних судеб его. И тогда мы станем христианами. Я говорю об этом с дерзновением, подвергая себя опасности, как и всегда, когда идет речь об этом аспекте — универсальности христианской жизни. Вот мы опять подошли к берегам этого океана...

Без контроля проходит рост нашего сердца перед Богом (ср. Лк. 17:20). Мы не можем объяснить логически, каким образом развивается оно, начинает мыслить себя и «любить ближнего, как самого себя» (см. Мф. 22:39), — так, как говорит прп. Силуан: «Брат есть наша жизнь». [41] См.: Архим. Софроний. Преподобный Силуан Афонский. С. 22. Мы не знаем, как это происходит, но постепенно сердце обучается этому. Мы не можем «контролировать» самих себя. Не логически, а единственно по состоянию нашего сердца мы судим о том, когда и в какой мере мы погрешили. Когда мы теряем благодать, то ощущаем это как следствие нашего действия, которое предшествовало. И как бороться с грехом — вот наша задача!

О гонении в России и привилегии страдать за Христа. Истощание — избрание Бога.

В самом начале этого века, когда я был еще малым мальчиком в школе, в то время настроение во всем мире было другое. И в России я чувствовал глубокий мир. Несмотря на это, когда молодой, но вдохновенный священник говорил детям о мучениках первых веков, Богу было угодно дать мне жить странную и неожиданную вещь — я сожалел, что живу в такую эпоху, когда нельзя страдать за Христа. И это переживание было очень сильным, хотя я был еще совсем мальчиком. И прошло десять-пятнадцать лет — в России началось гонение, страшнейшее из всех гонений в истории христианского мира. Странное действие благодати — апостол Павел говорит, что он сам «желал бы... быть отлученным от Христа» (Рим. 9:3), лишь бы спаслись его братья. И когда я переживал мальчиком это состояние сожаления, конечно, это было в Духе Святом. Христос сказал о последних временах, что многих из вас «будут предавать в судилища» (см. Мк. 13:9), «на мучения и убивать вас» (см. Мф. 24:9), «но и волос с головы вашей не пропадет» без воли Бога (см. Лк. 21:18). Итак, это событие — долгие семьдесят лет гонения — для меня было промыслом Бога. И многомиллионная Россия с глубоко благочестивым народом получила ту привилегию, о которой Апостол говорит: «вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него» (Флп. 1:29).

Говорю я сейчас в ответ на Ваше слово, чтобы сказать, что мы понимаем вас: вы живете такое же истощание, «кеноз», как и Русская Церковь. Апостол Павел говорит об истощании Христа, что, когда оно дошло до степеней, недоступных для нас, тогда Он получил Имя, превысшее всех имен в этом веке и в будущем (см. Флп. 2:9). В России мы видели полное разорение — все было разрушено, сожжено. Сорок миллионов христиан были казнены, убиты варварским образом. И как Церковь, мы видим и вас, доведенных в вашем истощании до последней капли крови. Но в том-то и дело, что в нашей христианской жизни это должно быть понято как избрание Бога. Наш Символ веры кончается так: «Чаю воскресения мертвых, и жизни будущего века». То, что было посеяно в бесчестии и в унижении, превратится в вечную славу (ср. 1 Кор. 15:43). Я знаю, что я не пророк, но у меня есть чувство такое, что эпоха переменилась: с переменой положения Церкви и христианства в России наступил перелом и на всем земном шаре. И хотя ваше положение еще долго будет трудным, но все-таки это уже возрождение, ренессанс!