Аркадий Харьковский - Дитя и болезнь. Неведомый мир по ту сторону диагноза

В отделении онкологии мама пятнадцатилетнего мальчика подошла ко мне с вопросом, как ей вести себя с сыном. Его недавно прооперировали в другой клинике, а теперь перевели сюда для облучения. Мальчик замкнут и плохо адаптируется в новой больнице. Не хочет выходить из палаты, не общается с соседями. В основном лежит, отвернувшись к стене. Ест неохотно, под давлением мамы. На мой вопрос, насколько мальчик ориентирован в своем диагнозе, мама ответила, что он ничего не знает.

— Вы уверены? Ведь дети разговаривают друг с другом, да и пятнадцатилетний человек — уже не маленький ребенок, от которого можно скрывать такую информацию.

В подтверждение своих слов она сказала, что в больнице, из которой их перевели, они лежали в отдельном боксе и с другими детьми мальчик не общался.

Через день мама подошла ко мне, очень удивленная, я бы даже сказал — ошеломленная, и сказала: «Вы знаете, сегодня он совершенно спокойно спросил меня: „Ну, что там у меня за опухоль?“»

Описанная ситуация типична, особенно если речь идет о подростках. Общение между ребенком и родителями может быть нарушено именно из-за «непроговоренности» темы диагноза. Что, в свою очередь, означает недостаток, нехватку искренности в отношениях. К тому же родители сами страшатся возможного разговора и, может быть, еще больше — его последствий. Реальных или выдуманных. Опасаясь каких-то «неадекватных» поступков со стороны подростка из-за обостренной и демонстративной самостоятельности, большинство родителей предпочитают вообще не говорить о диагнозе. «Как бы чего не вышло…»

В некоторых случаях нежелание родителей разговаривать с ребенком о его болезни может привести к серьезным конфликтам.

Настя — пятнадцатилетняя девчонка. Во время первой нашей встречи на вопрос, что она делает в больнице, бойко, даже с некоторым вызовом ответила, что лечится от рака. Потом, в разговоре, рассказала, что однажды очень разозлилась на маму. За что? Мама — кстати, врач по профессии — скрыла от нее диагноз, но рассказала о нем учителю. Каким-то образом эта информация просочилась в класс… Однажды на перемене к ней подошел кто-то из одноклассников и спросил: «А правда, что ты лечишься от рака?»

— И что потом? — с интересом спросил я.

— Ну, потом, дома, я маме устроила… — почти с гордостью ответила Настя.

В данном случае их конфликт не имел чрезвычайных последствий. Отчасти потому, что и до болезни отношения между Настей и мамой были не очень доверительные, так что для них этот эпизод стал лишь очередной «разборкой».

Но у таких ситуаций бывают, к сожалению, и более серьезные последствия: общение между детьми и родителями разрушается. Тогда в «Они», то есть в невидимый список тех, кому ребенок себя противопоставляет, попадают и члены его семьи. Между родителями и ребенком повисает молчание.

Молчание бывает разным. Разговор ведь состоит не только из слов, но и из пространства между ними. Есть молчание особое, оно выражает значимость момента, это — Молчание с большой буквы. В хорошем, искреннем разговоре иногда наступает тишина, свидетельствующая о важности происходящего. Это не просто пауза, пустота между словами, фон для звуков. Это осмысленная часть диалога, питательная среда для рождения слов. Она свидетельствует о том, что произнесенные слова были сказаны не зря и между собеседниками возникло понимание. Это молчание как со-бытие.

На другом полюсе — отсутствие речи, вызванное нарушением в работе центральной нервной системы, — мутизм. Мы же сейчас говорим о нарушении диалога, находящемся между этими крайними полюсами, — о молчании, имеющем природу психологическую. В этом случае дети иногда не разговаривают после операций, тяжелого лечения, после пребывания в реанимации или длительного курса терапии в больнице. В такие моменты ребенок, находящийся в полном и ясном сознании, отворачивается к стене и не отвечает на вопросы родителей, не говоря уже о врачах или незнакомых людях.

Причина такого молчания — двойственная: о бытовом не поговоришь, ведь быт нарушен и говорить просто не о чем,а для обсуждения того, что происходит сейчас в жизни, нет подходящих слов. И тогда молчание — следствие неспособности высказать то, что переживается в душе. Пишет Изабель:

«…Очень трудно говорить на сложные темы, когда нет достаточного запаса слов» [99] Цахерт. С. 178. .

У ребенка и взрослого может действительно не хватать слов, и речь идет не о том, что их словарный запас ограничен, — они находятся в той области жизни, где опыт трудно превратить в слова.

Молчанием дети ограничивают общение с людьми. Но иногда они делают это и прямо противоположным способом: без умолку говорят, слишком много шутят, без конца рассказывают анекдоты (хотя бывает, что причиной такого поведения становится расторможенность, вызванная органическими процессами [100] Органические нарушения — поражение анатомической структуры одного или нескольких органов. (Прим. ред.) ). После разговора с такими детьми остается ощущение, что все сказанное ими, да и им, — «не про то», что произнесенные слова, их обилие призваны не раскрывать, а, наоборот, скрывать от нас что-то важное. Непрерывное говорение дает иллюзию связанности с миром: пока я говорю — я есть. А значит, мои слова — это гарантия того, что я существую. Словно ребенок изо всех сил старается показать, что у него все хорошо и он такой же, как все. Но выражение глаз, общая атмосфера разговора говорят совсем о другом — об одиночестве и отчаянии от того, что полноценное общение невозможно. Нужно просто заполнить паузу. Известный нейропсихолог Оливер Сакс [101] Оливер Сакс (1933–2015) — американский невролог, нейропсихолог, психиатр и писатель. Автор более десятка книг, в которых он показывает внутренний мир своих пациентов. Самые известные из них: «Человек, который принял жену за шляпу», «Пробуждения», «Антрополог на Марсе», «Нога как точка опоры». , сравнивая человека с рассказом, говорит, что каждый из нас обладает уникальным сюжетом. Но мы должны сохранять непрерывность нашего внутреннего повествования. В противном случае разрывы в этой внутренней истории приводят к излишней внешней говорливости:

«Человек будто гонится за чем-то и не может догнать… поскольку брешь в бытии и смысле никогда не закрывается, он вынужден заделывать ее каждую секунду» [102] Сакс О. Человек, который принял жену за шляпу. М.: Астрель, 2010. С. 155. .

И говорливость эта, на первый взгляд противоположная молчанию, оказывается его зеркальным отражением.

Есть и еще один вид молчания, наиболее важный для нас, потому что он тесно связан с нашим дальнейшим изложением. Столкновение с болезнью ставит перед ребенком множество вопросов. Мир ли задает их через болезнь, или сама болезнь вопрошает его — сейчас это не так важно. Важно, какой ответ может дать ребенок. Прежде всего о самой болезни. Что это такое? Он молчит, не имея возможности ответить, ведь медицинское понимание не помогает ему в этом. Чтобы нарушить это молчание, надо вступить в диалог с миром.