Неизвестный афонский исихаст - Трезвенное созерцание

Меру же и количество твоей простой пищи определяет сама молитва. Потому что тогда не только молитва невидимо и нежданно препятствует [чрезмерному. — Ред. ] насыщению этой простой пищей, изгоняя из тебя демона многоядения и ненасытности, но даже желудок твой не принимает более, насыщаясь благодатью Божией.

Таковой мере и таковому порядку твоей пищи молитва учит тебя следующим образом: когда ты садишься за свою скудную и убогую трапезу, чтобы вкусить насущного хлеба для подкрепления своего слабого и изможденного сердца (как сказано: и хлеб сердце человека укрепит [101], и еще: хлеб наш насущный даждь нам днесь [102]), и ты ешь с великим благоговением, окружает тебя любовь Божия, окружает тебя благодать Божия, невидимо, но ты явственно чувствуешь ее действие. Потому что когда ты ешь свой хлеб или какое-нибудь простое блюдо, тогда уста твои изнутри услаждает благодать Божия, как будто ты наполнил их сахаром (как некогда сказал некто из отцов).

Иногда, когда ты ешь и прожевываешь хлеб или свое убогое блюдо, тебе кажется, что в устах твоих эта пища становится подобной манне, которую в древности вкушали в пустыне евреи. Иногда тебе кажется, что ты пьешь молоко, иногда — что ешь мясной бульон, или мед, или вкусную рыбу, несмотря на то, что твоей пищей являются вареные без какой бы то ни было приправы бобы или несоленые травы. Потому когда ты ешь и ощущаешь этот чудный вкус, услаждается твой ум, поучаясь в себе неизреченной сладости, которой наслаждаются на небе святые, вкушая небесный Хлеб и пия непостижимый нектар славы Господней. То есть святые, созерцая непостижимую, невыразимую и превосходящую всякий ум и всякую мысль славу Господню, всеми этими благами насыщаются чудесно и неизреченно.

Поэтому и Пророк говорил: Насыщуся, внегда явити ми ся славе Твоей [103]. Когда ты услаждаешься этим чудесно, в то же время, благодаря сладости твоего языка и ума, молитва сама взыгрывает в тебе и этим самым препятствует насыщению чрева, как бы говоря в голос: «Хватит, ты поел!». Потому что человек, будучи животным разумным, живет не только хлебом, но и благодатью Божией, как сказано: Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих [104].

Посему ты, когда почувствуешь в себе взыграние молитвы, радуешься чрезвычайно, воспоминая Божий дар и Промысл о тебе Вышнего Бога. И от этой неизреченной радости ты проливаешь столько слез, что орошаешь ими не только свое лицо, но и пищу.

Так происходит и тогда, когда ты пьешь простую воду. К тебе приходит такое же посещение Святого Духа. Тогда внезапно отверзается источник неиссякаемых слез твоих очей. По этому знамению ты узнаешь сам, что толикого пития тебе хватит для жизни. Зачем же тебе есть и пить более того? Это представляется тебе потерей для твоей души. Поэтому ты тут же прекращаешь есть и пить и встаешь из-за трапезы с двойной радостью: первая радость о том, что съел довольно и твое ослабевшее и изнемогшее сердце подкрепилось; другая же радость о том, что помянул тебя Господь и возвеселил твое сердце и твой ум чистым и несмешанным вином умиления и божественного веселия.

Но ради слова об этой духовной радости я отступил от темы нашего разговора о сердечной боли. Ибо и то и другое является плодом одной и той же молитвы. Потому что одна и та же молитва рождает и утешение души, и боль сердца.

Стало быть, когда ты произносишь молитву из глубины своего сердца, тогда болит оно изнутри, и эта боль рождает глубокий вздох. Ибо кто вздыхает, не имея боли? И у кого от боли не омрачается лицо? Боль, о которой я говорю тебе, двойная, потому что это не только чувственная внутри тебя там, где происходит молитва с понуждением, но и умопостигаемая боль твоей души, когда ты сокрушаешь молитвой свое сердце.

Чувственная боль сердца испускает вздох, а умопостигаемая боль твоей души рождает хмурость лица. А хмурость и угрюмость вида содержит и сохраняет сердечную боль, потому что, вспоминая о своих грехах и зная в точности о немощи своего естества, ты непрестанно молитвой опечаливаешь свое сердце, и невозможно, чтобы внутри тебя не стала господствовать душеспасительная боль сердца.

Эта боль возрастает соразмерно с понуждением твоей сердечной молитвы. Потому что когда понемногу понуждаешь молитвой свое сердце, а наипаче когда понуждаешь его на протяжении продолжительного времени, тогда чувствуешь внутри себя сильную и продолжительную боль и живо ощущаешь, что это смерть для человека. Ибо боль не означает ничего другого, как извещение смерти. От этой боли ты чувствуешь смерть, но каким образом? Ты чувствуешь ее не как запаздывающую и подвергаемую сомнению, а как находящуюся очень близко и как неотвратимый приговор. Ведь боль, господствующая внутри тебя, близка к твоему дыханию. Каждый раз, вдыхая воздух, ты испытываешь внутри себя чрезвычайную остроту этой боли. Потому что сердечная молитва с понуждением так порезала внутренние части груди, что там образовалась обширная умопостигаемая рана. И как только вдыхаемый воздух, проходя там, приблизится и коснется сердечной раны или твоей груди, тотчас ты чувствуешь очень резкую боль. А иногда, когда боль возрастет и увеличится, и два и три раза за время одного вдоха ты чувствуешь внутри себя боль.

Тогда на что, кроме смерти, ты надеешься? Чего другого, кроме отшествия из сего мира, ты ожидаешь? Чего иного, кроме гроба, ты ждешь? Поистине говорю тебе: когда в тебе такая боль, смерть находится пред твоими очами. Когда же пред очами твоими смерть, тогда неким умопостигаемым образом пред твоими очами и твой Бог, твой Творец и Создатель. Посему и Пророк говорит: Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся [105]. А это ожидание смерти пред твоими очами лишь похоже на иное ожидание простой, естественной смерти, потому что ожидание той смерти, что является с болью молитвы, смешано с божественной и неизреченной сладостью. Поэтому сказано: Честна пред Господом смерть преподобных Его [106]. О смерти же грешника сказано: Смерть грешника люта [107]. А радость праведных в ожидании смерти такова и ощущается следующим образом.

Когда ты понуждаешь на молитву свое сердце, к тебе приходит боль. Боль же приносит воспоминание боли и страданий Христовых. А когда ты страдаешь вместе со Христом, тогда надеешься и прославиться вместе с Ним. Но откуда тебе знать, что твоя боль имеет нечто общее с болью Христа? И как ты чувствуешь, что если умрешь от этой боли, то прославишься вместе со Христом?

Это становится явным из того, что я тебе сообщу. Прежде чем заболит твое сердце от сокрушения молитвой и воздыханий, ты совершенно не чувствуешь благодати и сладости Христианства и не обладаешь никаким истинным извещением о своем спасении, но только лишь называешься христианином, чувственно не вкусив и некоторым образом не почувствовав помазания и сладости Христовых. Это имя Христа настолько помазано [108]и настолько ценно, что его недостоин весь мир. Настолько это имя сладко и утешительно для того, кто вкусил его помазания, что его не услаждает и не утешает вся сладость века сего. Но то, насколько ценно и сладко это имя Христово, знают и ведают только те, в ком пребывает боль молитвы. Потому что они на деле вкусили благодати и сладости этого имени Христова.