Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 2

Не прошло и часа после обеда, как двери камеры открылись и в нее вошли два одетых в тулупы пожилых крестьянина. Каждый из них на спине нес мешок.

— А, кулаки, кулаки, — раздались голоса.

Тут же, как только двери камеры захлопнулись, пахан встал у окна и зычно крикнул:

— Раскулачивать, раскулачивать!

У крестьян отобрали мешки и потянули их к окну, где восседало большинство воров, а с ними человек в кожаных штанах. В них был не только хлеб, не только сухари, но и бочонок с медом. Воры и их друзья пировали, как говорится, на славу. Пахан поманил Леву рукой: «Иди, поешь с нами». Но Лева отрицательно покачал головой.

— Ешь, если предлагают, — сказал сосед Левы, — а то захилеешь…

Лева ничего не ответил.

После того, как пир закончился и от крестьянских мешков ничего не осталось, к Леве подошел человек в черных штанах. Он сытно поел и имел самый добродушный, улыбающийся вид.

— Я за тебя слово жуликам замолвил, — сказал он Леве. — Чего ты не кушал с нами?

— Я не могу есть это, — сказал Лева.

— Тут ничего особенного нет, это просто раскулачивание…

— А вы со спокойной совестью едите вместе с ворами? — спросил Лева, смотря ему в глаза.

Тот несколько смутился, потом похлопал Леву по плечу и сказал:

— Эх, парень, ничего ты не понимаешь! Совесть — это такое слово, которое давно надо вычеркнуть из жизни, а заодно и из всех словарей. — Так ты не проживешь. Скажу тебе истину, которой сам придерживаюсь, запомни: с волками жить — по-волчьи выть!

— Нет, я так не могу, — возразил Лева. — Буду среди волков, но не буду волком.

— А кем же будешь?

— Лучше быть овцой Иисуса, — улыбнулся Лева. Безбожник рассмеялся:

— Ну, и съедят тебя, как овечку…

Однако эти искушения Лева побеждал легко. С ним был Господь, и он не допускал даже мысли, чтобы есть ворованное, а тем более награбленное.

В камере становилось до невозможности тесно, а заключенные все прибывали и прибывали. Тогда администрация решила направить этапников через другие тюрьмы, лишь бы разгрузить камеры. Так, Лева, который должен следовать в Красноярск, был присоединен к этапу, который шел на Канск. Значит, ему предстояло, прежде, чем он достигнет Красноярска, посидеть в Канске. К поезду подцепили так называемый телячий вагон и под усиленной охраной перевели в него этапников из пристанционной камеры. В вагоне было холодно, как на улице. С большим трудом заключенные разожгли железную печку. Она долго дымила, наконец, угли разгорелись, и стало тепло. Ехать до Канска было недалеко, и провизией арестованных не снабдили.

— И для чего мне в Канск? — думал Лева, — Видимо, и в этом план Господа. Этим Он хочет не огорчить меня, а может быть, даже порадовать…

В Канске Лева бывал. Там были братья. Но есть ли братья в тюрьме и сумеет ли он их увидеть?

Когда они прибыли к воротам Канской тюрьмы, этап долго не принимали. Заключенные коченели от мороза, кричали, просили скорей открыть двери тюрьмы, но она была переполнена, и слышно было, что начальство в большом затруднении решало, где разместить новый этап. Наконец тяжелые железные двери распахнулись, и их впустили.

Перво — наперво повели в баню.

— В баню, братцы, в баню! — говорили заключенные. — Значит, вымоют — санобработка.

Но, увы! Из-за переполнения тюрьмы баня не работала, а использовалась просто как место заключения. Когда прибывшие вошли в помещение бани, там был уже другой этап, прибывший до них. Кое-как разметались на каменном полу, каменных скамейках. Было как-то особенно сыро, воздух невыносимо сперт, а люди курили, курили и, находя единственную отраду в табаке и махорке, окончательно отравляли атмосферу. Единственным достоинством этого помещения было то, что здесь было тепло.

На прибывший этап снабжения не предусмотрели, и этапники утром не получили ничего, кроме кипятка.

Настала ночь. Устроившись на полу рядом с другими. Лева помолился и, придав себя в руки Господа, спокойно уснул. Утром проснулся с сильной головной болью. Пребывание в зловонной, сырой атмосфере не могло не отразиться на его самочувствии.

Принесли хлеб. Начался дележ пайка, Когда стало совсем светло, староста бани, высокий, крепкий арестант, крикнул:

— Раздевайся! Приступай к работе!

— Что за команда? — подумал Лева.

Он увидел, что все подчинялись ей, живо стаскивая с себя кальсоны, трусы, рубашки. Боже мой! Он впервые видел такую «работу». Заключенные дружно искали вшей и били их ногтями. Вшей была масса. «Неужели и у меня есть? — подумал Лева. — Да, тело чешется». Он снял с себя нижнюю полу рваную рубашку и вывернул: да, вши! И где только набрался?..

А как было не набраться их в такой тесноте! Ведь еще ни разу не делали дезинфекции белья, не «жарили». И к вечеру, когда еще не стемнело, повторилась та же команда:

— Раздевайся! Приступай к работе!

И опять все разделись и били, давили вшей.

— И откуда только они берутся? — думал Лева. — Все новые и новые…

Лева щелкал вшей и смотрел на голых, раздетых арестантов. Некоторые были еще в теле, упитанные, но большинство худые, изможденные голодом, «И всем нам грозит смерть — думал Лева! — И все эти люди кругом, если не покаются, пойдут в погибель. Но кто скажет им о Христе, кто призовет к Иисусу?»

Вот встать здесь и сказать громко этим людям, что есть спасение, что есть настоящая жизнь во Христе. Но на это у Левы не было сил, не хватало огня. Во всем теле он чувствовал страшную слабость, и болела голова. Он достал Евангелие и стал читать открывшееся место:

«Но вы пребыли со Мною в напастях Моих, И я завещаю вам как завещал Мне Отец Мой, Царство, Да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем, и сядете на престолах судить двенадцать колен Израилевых. И сказал Господь: Симон! Симон! се сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу; Но я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих» (Лук. 22:28–32).

Лева читал эти слова, и они, словно живые, чудные, боговдохновенные, пронизывали все его существо, Он уже не ощущал смрада этого ужасного воздуха, не слышал грязного переругивания между собой своих соседей, не чувствовал головной боли. Он размышлял о напастях, которые пережил Христос и участником которых очень немного, «капельку» стал и он, Лева.

Да, не пропавшая жизнь, не пропавшая юность, впереди — все завещанное Христом. Сейчас голодно, очень голодно, но придет время, будем есть и пить за трапезой Христа в Царстве Его. Не будем алкать и жаждать. А сатана-то так же действует, как и раньше. Старается сеять верующих, как пшеницу, разрушает общины, разбрасывает детей Божьих по тюрьмам, лагерям, ссылкам. Может быть, будет скудеть и вера, падать силы, но Христос — ходатай. Он молился не только о Симоне, но и обо мне, и если будут слабеть силы, если будет скудеть вера с годами, то все же по молитве Христовой к Отцу не погибну, обращусь и отдам все для того, чтобы утвердить братьев моих. Господь силен поддержать.